Лем казался совсем невинным, ни капли смущения. Для него, очевидно, они были просто мужчинами, которых обстоятельства свыше свели в этой ситуации, где вся их «софистика» была вовсе излишней.

— Ты знаешь, Эндрю, никогда в жизни, никогда я не встречал такой женщины, как твоя мать. Я не шучу, что-то настоящее. О, там были кинозвезды, конечно, женщины, о которых только мечтают простые люди с улицы, но не такие, как твоя мать. Не настоящее. Мне кажется, точнее будет сказать, что я упивался счастьем, изменившим всю мою жизнь. И когда она проявила интерес ко мне, я внезапно почувствовал, что всегда именно к этому и стремился. Все остальное, все взлеты и падения, вся борьба — все это лишь так, трата времени. Я вспоминал о Руви, разумеется. Бедняжка Руви. Я посылал ей открытки каждый день. Да, я знал, что Руви поймет. Она никогда не требовала от мужчины невозможного. Я знал, что она скорее умрет, чем когда-либо встанет у меня на пути. Я не хотел упоминать о ней при твоей матери, конечно. Всякий, кто видел Руви, скажет, что твоя мать не смогла бы ее оценить. Поэтому, когда пришло время, когда… да, вероятно, с моей стороны не совсем порядочно вытаскивать все это на поверхность, Эндрю, старина, но именно твоя мать сделала мне предложение.

Он просветлел.

— Прямо там, в Малибу, под большой проклятой луной… ну, ты знаешь свою мать. Ты знаешь, как она привыкла получать то, что хочет, когда хочет. Прежде чем я успел сказать что-либо, все было сделано. Мы тогда ехали к мексиканской границе и поженились в Тья Джуана, в восемь тридцать на следующее утро.

Лем развел руками, показав пухлые ладони, которые, если следовать образу бойца-вояки, не должны были быть такими пухлыми и гладкими.

— Вот, как видишь, старина. Все было кончено еще до того, как у меня было время все это переварить, и, кроме того, кто от этого пострадал? Формальности, единственное… только формальности. Когда я вернулся сюда, в Плацу, Руви уже выписалась. Я ждал сложного объяснения с ней, но женщины — забавные существа. Знаешь, она вовсе не сердилась на твою мать, только просила меня пообещать не разводиться с ней. Видишь ли, единственное, чего она всегда хотела, — это знать, что она, говоря условно, моя жена в общепринятом смысле. Ей только этого надо. Я купил ей чихуахуа. Она их обожает. Я навещаю ее, когда только могу, и всегда приношу подарки, какой-нибудь глупый пустяк, который нравится женщинам. И все идет хорошо. И так бы прекрасно все и продолжалось, если бы…

Он замолк, и его красивое мужественное лицо выражало теперь справедливое негодование.