— Ты был одним из ее любовников?

— «Одним из ее любовников»? Итак, ты уже довольно много знаешь о ней?

— Много чего знаю.

— Ну да, еще до того, как ты женился на ней, полагаю, я мог бы называться одним из ее любовников. Какое-то время я также находился совсем рядом от смертельной угрозы стать одним из ее мужей. Раз произошла отвратительная сцена, когда она угрожала рассказать людям правду ли обо мне, неправду, если только я не сделаю ее честной женщиной. Затем, к счастью, она узнала, как мало у меня капитала, и я был спасен. С этого момента мы понимали, чего стоит каждый, поскольку так случилось, что она узнала о некоторых моих, довольно безобидных, маленьких любовных похождениях, когда я при необходимости, если что происходило, всегда ссылался на нее. Дорогая Маурин! Как я уже сказал, я постоянно восхищался ею. Но боюсь, что ее никогда нельзя было квалифицировать иначе, как воистину великолепная проститутка. Например, было идиотизмом с ее стороны думать, что она может добиться от меня каких-то совместных действий. Я всегда был рад оказать ей содействие и утешить, просто за привилегию лицезреть, как она словно заведенная начинает метаться. Не могу сказать, что она была очень откровенной, конечно, здесь я даю ей полный балл. У нее было несколько секретов от меня. Не много, но очень больших.

— Значит, тебе были известны ее мотивы, когда она выходила за меня замуж, например?

— О бедный Эндрю, я их прекрасно знал. Думаю, я был тот самый человек, который впервые услышал все эти великие новости. Я никогда не забуду, как она ворвалась ко мне однажды, вне себя от радости, и объявила: «Поздравь меня, я выхожу замуж за Энди Джордана! Милый, ласковый человек, самый подходящий жених, действительно, потому что его мать едва ли протянет больше двух лет. Она умирает от лейкемии».

Билл застыл вдруг с удивленным вздохом раскаяния.

— Ах, дорогой, разве ты не знал об этом? Неужели?

Эндрю сидел, сжимая с силой стакан в руке, чувствуя странную, безотчетную панику.

— Я должен был это предвидеть, — сказал Билл Стентон. — Фактически я предвидел. Я просто забыл, как слабоумный. Ты же знаешь, у Маурин был тот же доктор, что и у твоей матери. Она не могла пропустить такую удобную возможность. Как-то ей удалось проникнуть в картотеку доктора, и там все было: диагноз, прогноз и все прочее медицинское мумбо-юмбо. Там, кажется, была еще маленькая записка твоей матери. Я так понял, очень достойный и трогательный по-человечески документ, в котором требовалось, чтобы доктор не говорил ни одному человеку, что она умирает, ни одной душе, ни ее детям, ни, в особенности, ее супругу. Твоя жена с удовольствием рассказала мне об этом; абсолютное отсутствие сочувствия демонстрировало Маурин на высшей точке ее мауринности.