— Прошу прощения, но мне надо починить этот злополучный телевизор, а то мы не увидим «Кобры».

Слегка поклонившись, он вышел из столовой и направился в салон. Минуту спустя оттуда послышались вой и писк, свидетельствующие, что упрямый ящик без борьбы не сдавался.

Остальные спокойно закончили ужин. За чаем говорили — как и все последние пятнадцать лет — о том, что питание в «Карлтоне» стало значительно хуже. Первым поднялся пан Доброзлоцкий.

— Идете смотреть телевизор? — спросила пани Бася.

— Нет. Судя по звукам, которые доносятся из салона, идти пока незачем. Я появлюсь, когда начнется «Кобра». Пани Рузя, будьте так любезны, принесите мне через часок полстакана чаю, чтобы запить лекарство.

— Вы себя плохо чувствуете после сегодняшней прогулки? — забеспокоилась пани профессор.

— Напротив, я чувствую себя как молодой бог. Однако не забываю, что мне пятьдесят восемь лет и у меня гипертония. Надо каждый день, хочешь не хочешь, глотать свои таблетки.

Когда ювелир поднимался по лестнице на второй» таж, художник заметил:

— Интересно, сколько ему заплатили за его экспонаты? Должно быть, недурно… Ведь эти штучки стоят около миллиона злотых.

— Миллион? Ну, миллиона у меня нет. А то бы я дал такую цену за эту шкатулочку и неплохо бы заработал: миллиона полтора, не меньше.

— Но здесь бы вы не нашли покупателя.

— Как знать! У нас есть люди при деньгах. Есть и такие, кто в контакте с иностранцами. К примеру, пани Бася. Среди ее американцев наверняка нашелся бы любитель, который согласится потихоньку заплатить в долларах, а потом вывезти украшения за границу. Хотя бы в покрышке своей машины. Не так ли?

Пани Бася ничего не ответила. Взглянув на часы, она встала из-за стола и сказала:

— Уже половина восьмого. Я иду к «Кмицицу». У меня там встреча со знакомой.

Она вышла из столовой, направилась наверх и через несколько минут оставшиеся за столом увидели, как она выходила из «Карлтона».

— Интересно, сколько зарабатывает пани Бася? — спросил пан Крабе.

— Судя по ее расходам, немало, — ответил журналист. — Пользуется только парижской косметикой. Обувь у нее, как я заметил, итальянская. Платья тоже первоклассные. Она называла фамилию портнихи с улицы Хожей. Это самое элегантное и дорогое ателье в Варшаве. Надо полагать, кроме жалованья, она получает по разным поводам всякие подарки от американцев. Да и переводы дают кое-какой заработок.

— В общем, должность неплохая. Думаю, что ей платят не меньше четырех тысяч злотых, а с подарками и того больше.

Пани профессор улыбнулась:

— Как я знаю, у пани Баси сейчас серьезные денежный затруднения. Она жаловалась, что ей необходимы шестьдесят тысяч злотых, чтобы приобрести квартиру.