Так почему же через тридцать с лишним лет я согласился описать все случившееся? Чтобы ответить на это, мне надо вернуться в 1991 год. Мне позвонил Хуан Ситрон, он устраивал в Мехико конференцию для молодых предпринимателей и решил, что моя история как нельзя лучше подходит для вступительной речи. Он надеялся уговорить меня выступить. Я вежливо отказался. Но Хуан моего отказа не принял. Он звонил снова и снова, уговаривал меня. Наконец прилетел в Монтевидео, чтобы встретиться со мной. Его настойчивость меня поразила, и я согласился.

Я стал готовить выступление, но понял, что мне придется отыскивать в наших несчастьях хоть что-то, что может вдохновить слушателей, и пожалел о том, что дал согласие. Но отступать было некуда.

Наконец настал день конференции. Я вышел на трибуну, мне вежливо похлопали. Я хотел заговорить, но слова застревали в горле. Сердце бешено колотилось, руки тряслись. Я смотрел в свои записи и ничего не понимал. Публика уже нетерпеливо ерзала. Тишина в зале стояла такая оглушительная, что мне она казалась страшнее раскатов грома. Тут меня охватил страх, и я вдруг заговорил.

— Я не должен был здесь оказаться, — сказал я. — Я должен был погибнуть в Андах.

И меня словно прорвало. Я рассказал все без утайки. Я описал самые тяжелые минуты так, что все в зале словно пережили их вместе со мной. Я рассказал о тоске, охватившей меня, когда умерла Сюзи, об ужасе, который мы пережили, услышав по радио, что поиски прекращены. Я повел зрителей за собой в горы, показал им пугающие просторы, которые открываются с вершины, а потом показал тот путь, по которому шли мы с Роберто, думая, что идем навстречу собственной смерти. Я не говорил ни слова о работе в команде, об изобретательности, об умении решать проблемы, я ни разу не произнес слово «успех». Нет, я просто рассказал об уроке, который извлек из нашей жизни в горах. Нас спасли не сообразительность, не смелость, нас спасла любовь друг к другу, к нашим близким, к жизни, которую мы так отчаянно хотели прожить. Все мы поняли, что самое главное в жизни — это любить и быть любимым. Те шестнадцать человек, которым удалось вернуться, никогда этого не забудут. И всем надо об этом помнить.

Когда я закончил, зал несколько секунд молчал. А потом раздался шквал аплодисментов. После выступления ко мне подходили незнакомые люди и со слезами на глазах благодарили меня. Кто-то отводил меня в сторону и рассказывал о том, что довелось пережить ему.

После моего выступления в Мехико меня стали приглашать в разные страны, но дочки были еще маленькие, у меня было много работы, поэтому я смог принять только несколько из них. Со временем я стал выступать больше. И всякий раз, когда я выходил к залу, я делал то же самое, что и в первый раз, — рассказывал свою историю и делился теми простыми выводами, которые я сделал.