Светлый фон
Некоторое время все было хорошо. Больше времени с друзьями — меньше времени дома. Она устроилась на работу и на горьком опыте научилась как следует прятать свои сбережения от отца и брата, вечно страдающих от нехватки наличных.

Она стала счастливей и забыла осторожность. Стала иногда отвечать. И вот она уже лежит лицом — которое в шестнадцать так напоминает лицо ее матери — в диванную подушку, язвительный рот наглухо заткнут, и никак не может вдохнуть. Когда он ее отпустил, она думала уже, что теряет сознание.

Она стала счастливей и забыла осторожность. Стала иногда отвечать. И вот она уже лежит лицом — которое в шестнадцать так напоминает лицо ее матери — в диванную подушку, язвительный рот наглухо заткнут, и никак не может вдохнуть. Когда он ее отпустил, она думала уже, что теряет сознание.

Месяц спустя она отчаянно цеплялась за руки отца, пытаясь содрать с лица грязное кухонное полотенце. Когда, наконец, он ее отпустил, то первый ее отчаянный вдох пах перегаром из его рта. Именно в этот день Элли Дикон бросила пить. Потому что в этот день она решила, что убежит. Не сразу, из огня да в полымя. Но скоро. А для этого ей понадобится ясная голова. Пока еще не поздно.

Месяц спустя она отчаянно цеплялась за руки отца, пытаясь содрать с лица грязное кухонное полотенце. Когда, наконец, он ее отпустил, то первый ее отчаянный вдох пах перегаром из его рта. Именно в этот день Элли Дикон бросила пить. Потому что в этот день она решила, что убежит. Не сразу, из огня да в полымя. Но скоро. А для этого ей понадобится ясная голова. Пока еще не поздно.

Катализатором стала одна темная ночь, когда она проснулась у себя в комнате от того, что он навалился на нее всем весом; его пальцы впивались в нее повсюду. Вспышка боли, и имя ее матери, промямленное ей в ухо. Наконец, какое счастье, ей удалось его оттолкнуть, и, уходя, он крепко приложил ее головой о спинку кровати. В утреннем свете она провела рукой по вмятине в изголовье кровати и потихоньку попыталась оттереть пятно крови с ковра. Болела голова. К горлу подкатили слезы. Она и не знала, где у нее болит сильнее всего.

Катализатором стала одна темная ночь, когда она проснулась у себя в комнате от того, что он навалился на нее всем весом; его пальцы впивались в нее повсюду. Вспышка боли, и имя ее матери, промямленное ей в ухо. Наконец, какое счастье, ей удалось его оттолкнуть, и, уходя, он крепко приложил ее головой о спинку кровати. В утреннем свете она провела рукой по вмятине в изголовье кровати и потихоньку попыталась оттереть пятно крови с ковра. Болела голова. К горлу подкатили слезы. Она и не знала, где у нее болит сильнее всего.