Вехтер снова сел.
– И все же ты это сделал. Ты выдал своего отца. Тебе понадобилось рассказать кому-нибудь, что твой отец был на месте преступления. Ты знаешь, какие выводы я из этого сделаю?
Оливер беспомощно смотрел на свои руки, словно они принадлежали кому-то другому, и качал головой.
– Два вывода, – произнес Вехтер. – Либо ты хочешь обвинить отца, чтобы выгородить себя. Либо ты в себе очень, очень уверен.
– Нет. – Оливер поднял голову, и на какой-то момент его взгляд словно устремился на облака, которые разошлись на небе. – Больше совсем не уверен.
– Вы понимаете, что сейчас обвиняете сына в тяжком преступлении? – спросил Ханнес.
Баптист стоял возле окна, сложив руки за спиной. Жест силы. Так обычно стоят перед собственным окном.
– Он не может отвечать за то, что делает.
– Значит, вы согласны, что это сделал он?
– Нет.
– Хватит его защищать. Если он предстанет перед судом, то понесет наказание, назначаемое несовершеннолетним преступникам. Но если вы будете продолжать это безумие и докажете, что он невменяемый, то его ждет психиатрическая клиника. И оттуда он скоро не выйдет. Тогда этому не будет конца, вы понимаете? Конца не будет.
Он был готов вот-вот получить ответ. Они все еще ходили по кругу, но сегодня он должен получить ответ. Не важно, какой именно.
– Или вы жертвуете сыном? Чтобы самому выйти сухим из воды?
Баптист не обернулся, казалось, что Ханнес просто бросал камни в стену. Постепенно Ханнес начинал понимать Хранителя Молчания. Его метод позволял потратить намного меньше энергии, чтобы заставить другого заговорить.
– Это не так. Некоторые факты подтвердились, – сказал Вехтер. – Мы, между прочим, уже уверены, что твой отец был на месте преступления. Его следы и твои высказывания, а также лопнувшее алиби – этого хватит судье. А теперь я знаю, что ты в себе уверен и слышал его голос, когда был на месте преступления.
Лицо Оливера вновь стало бесстрастным и взрослым.
– Вопрос только в том, зачем он туда явился, – продолжал Вехтер. – Твой отец убил Розу Беннингхофф?
– Нет, – ответил Оливер и снова с удивлением посмотрел на свои руки. – Это сделал я.