А Леонардо ответил так, что у меня кровь застыла в жилах:
А Леонардо ответил так, что у меня кровь застыла в жилах:
– Она и есть живая!
– Она и есть живая!
Я уверен, что не ослышался.
Я уверен, что не ослышался.
– Кто она? – спросил я, и все повторилось снова: они переглянулись и рассмеялись.
– Кто она? – спросил я, и все повторилось снова: они переглянулись и рассмеялись.
– Она – это сотни, – ответил Леонардо, а lo straniero добавил:
– Она – это сотни, – ответил Леонардо, а
добавил:
– По меньшей мере.
– По меньшей мере.
Пока я с недоумением смотрел на Леонардо, он продолжил:
Пока я с недоумением смотрел на Леонардо, он продолжил:
– Мы уловили ее. Красоту. У каждой мы брали только лучшее, в тот краткий миг, когда она раскрывала свою прелесть. Если хочешь посеять самые красивые цветы, нужно взять семена самых красивых цветов. Только из чего-то может появиться что-то новое, и красота существует лишь во взгляде и мыслях. – Lo straniero указал пальцем на свою голову.
– Мы уловили ее. Красоту. У каждой мы брали только лучшее, в тот краткий миг, когда она раскрывала свою прелесть. Если хочешь посеять самые красивые цветы, нужно взять семена самых красивых цветов. Только из чего-то может появиться что-то новое, и красота существует лишь во взгляде и мыслях. –
указал пальцем на свою голову.
Я смирился с тем, что понимаю не все из происходящего вокруг; если быть до конца честным, я и не хотел понимать. Я толкую это как смирение пред лицом Господа: я вникаю не во все пути Его.
Я смирился с тем, что понимаю не все из происходящего вокруг; если быть до конца честным, я и не хотел понимать. Я толкую это как смирение пред лицом Господа: я вникаю не во все пути Его.