Еще бы не отлично – яичница с жареными колбасками и румяными хлебцами, овсяная каша и английский кекс с джемом в маленьком горшочке. Самый что ни на есть подходящий завтрак для человека, которому с самого утра докучает полиция. Я накинулся на еду, а Конни продолжила заниматься своими делами, не приставая ко мне с разговорами. Они с тетей Элис, судя по всему, могли целыми днями обходиться без слов.

С наслаждением уминая завтрак, я очень быстро понял, что меня, оказывается, мучило не столько какое-то недомогание, сколько обычный голод.

Пока ел, я анализировал свой разговор с полицейскими. Конечно, я был сначала вялым, а потом и раздраженным, но все-таки не допустил серьезных ошибок в разговоре с ними. Правда, Добрыговски пару раз слишком уж подозрительно посмотрел на меня, когда я вместо «умер» сказал «убит», но похоже, они все-таки сказали правду, уверив меня, что это всего лишь стандартная проверка показаний в связи с тем, что они перевели дело из разряда «несчастных случаев» в разряд «убийств». И они, кстати, сказали, что не вполне уверены, что это было убийство, – просто намерены изучить это обстоятельство. Нет, у меня все было в порядке. Они ни в чем меня не подозревали. Да и с какой стати им меня подозревать? Я же отец Джо! Еще раз хорошенько все проанализировав, я так и не обнаружил никаких других ошибок со своей стороны. У меня все было в порядке.

Но мне, конечно, хотелось позвонить Ви или увидеться с ней – хотелось сообщить ей, что происходит. Но этого нельзя было делать ни в коем случае, да и она спустила бы на меня всех собак. Это привлекло бы нежелательное внимание к нашим отношениям. Насколько я понял, на тот момент им было неизвестно о Ви, и лучше было оставить это как есть. И все-таки мне очень хотелось бы услышать ее ободряющий голос.

Я закончил завтрак. Конни уже ушла из кухни – должно быть, отправилась проведать тетю Элис. Я понимал, что мне наверное следовало бы сделать то же самое, но, даже хорошенько подкрепившись, я пока не чувствовал в себе сил вынести еще одни длиннющие и скучнейшие посиделки в оранжерее. Позвонить Ви я не мог, и не мог пока позвонить Клотильде – у них на Западном побережье было еще слишком рано. Меня просто не соединили бы с ней в такой ранний час, даже по срочному вопросу. По срочному вопросу тем более. Потому что у них не принято волновать пациентов.

Получалось, что впереди у меня целый длиннющий день, который совершенно нечем занять. Разве только бесконечно думать о Хили и Добрыговски, усиленно копающих под меня. Мысль эта была невыносима. Поэтому, зевнув, я решил пойти обратно в постель, тем более что от сытной еды меня совсем разморило – так разморило, что даже не было сил подняться из-за стола. Но такие силы я в себе все-таки нашел и доплелся до своей спальни, рухнул там на постель и уже через минуту дрых без задних ног.