– Хайль Гитлер! Простите, что так долго не открывала! Ноги у меня уже…

– Инспектор Коль, уголовная полиция.

Коль показал удостоверение, чтобы женщина немного успокоилась: они не из гестапо.

– Вы знаете этого человека? – Янссен протянул ей фотографию убитого в Дрезденском проулке.

– Да это же герр Морган, мой жилец. Да ведь он… Он умер?

– Да, умер.

– Боже милости… – Политически сомнительный возглас оборвался.

– Мы хотели бы осмотреть его комнаты.

– Конечно, майн герр, конечно! Пойдемте со мной.

Хозяйка повела их во внутренний двор, такой унылый, что, как подумал Коль, огорчился бы и неунывающий моцартовский Папагено[33]. При ходьбе хозяйка раскачивалась взад-вперед.

– Если честно, мне он всегда казался странноватым, – объявила она, запыхавшись.

Хозяйка опасливо поглядывала на Коля, безмолвно намекая, что она не сообщница Моргана, которого могли уничтожить национал-социалисты. При этом она давала понять, что ее жилец не вел себя настолько подозрительно, чтобы донести на него самой.

– Мы не видели его целый день, – сообщила хозяйка. – Он ушел вчера перед самым обедом и не вернулся.

Они прошли через двор к другой запертой двери и поднялись два пролета по лестнице, на которой сильно пахло луком и маринадом.

– Долго он у вас жил? – спросил Коль.

– Три месяца. Он заплатил за полгода вперед. И чаевые дал… – тише добавила хозяйка. – Но небольшие.

– Комнаты у него меблированные?

– Да, майн герр.

– Посетителей он принимал?

– На моей памяти – нет. Я никому дверь не открывала.