– Ричард и сам толком не знает. Похоже, что исчез один из ключевых свидетелей обвинения.

Кен пристально посмотрел на нее, потом вытащил из нагрудного кармана коричневый конверт.

– Часом, не этот?

Кен протянул ей конверт, и Сэм взяла его, нахмурившись, не сводя глаз с собеседника.

Конверт не был запечатан, она засунула внутрь пальцы, вытащила черно-белую фотографию, положила ее на стол. Похоже, это была страница какой-то книги, разделенная на три части: сверху – одно большое фото, а внизу – два поменьше. Она перевела взгляд на Кена, потом снова посмотрела на фото. И вдруг заметила его. В нижней части справа. Сэм наклонилась над снимком и почувствовала, как по спине пробежал холодок.

Сначала она увидела руку – ту самую, уродливую руку всего с двумя пальцами – большим и мизинцем. Потом лицо: холодное, с правильными чертами. Высокий лоб, светлые волосы, аккуратно разделенные прямым пробором пополам и сильно поредевшие на макушке. Единственное отличие состояло в том, что на фотографии на нем были очки, круглые, старомодные, в металлической оправе. Он стоял перед каким-то зданием, облаченный в костюм, застегнутый на все три пуговицы, и вид у него был такой, словно он тяготился процедурой съемки.

– Это же Андреас, – сказала Сэм. – Ну точно он.

– А сколько лет вашему Андреасу?

– Около пятидесяти… может, чуть больше.

– Этому человеку, будь он еще жив, сейчас уже стукнуло бы девяносто пять. Но он повесился в тюремной камере в Лионе еще в тридцать восьмом году.

Ее ноги стукнулись о стол; кровь в висках пульсировала так, словно голова вот-вот взорвется; несколько мгновений Сэм казалось, что ее сейчас стошнит. Она отчаянно вцепилась руками в столешницу.

– Несколько недель назад я смотрел по «ящику» один документальный фильм, и там показали фото этого типа с уродливой рукой. Я сразу же вспомнил про того человека, о котором вы мне рассказывали.

– Так кто же он, Кен?

– Клаус Вулф. Один весьма загадочный немец. Он всерьез занимался черной магией, в двадцатые – тридцатые годы участвовал в нескольких сборищах таких же, как он, чокнутых в разных концах Европы. У него были какие-то дела в Италии, но его выкинули оттуда, когда Муссолини начал чистки, и он переехал во Францию. Там женился на какой-то женщине, не менее странной, чем он сам, и супруги вместе совершили несколько ритуальных убийств. Его арестовали в Лионе в тридцать восьмом, предъявили ему несколько обвинений в убийствах, но его жена Ева, которая была на восьмом месяце беременности, бежала и, как полагают, оказалась в Англии, где выдала себя за беженку-еврейку. У них был четырехлетний сын, которого ей пришлось оставить, и мальчика в конце концов усыновили родственники в Швейцарии.