Я был сыном матери, покончившей жизнь самоубийством, и отца – порядочного человека. Я стал офицером полиции. Женился на достойной, добропорядочной женщине и жил достойной, добропорядочной жизнью. Все было просто и ясно.

Конечно, определенные сомнения у меня имелись. Отец рассказывал, что после смерти матери я три дня не разговаривал. Но я помнил – мне казалось, что это воспоминание, – наш разговор с доброй и ласковой Дженни Сейдж. Разве не она отвезла меня к себе домой той ночью? Разве мы не сидели на кухне и не ели тосты с сыром? Разве я не сказал ей, что мы поехали на реку вместе? «Все вместе?» – спросила она. Я тогда решил вообще больше ничего не говорить, потому что боялся что-то сделать не так.

Мне казалось, что в машине нас было трое, но отец заверил: мне просто приснился кошмар. И в этом кошмаре меня разбудила не гроза, а крик отца. И мамы. Они кричали друг на друга и оскорбляли. Она – «неудачник, животное», он – «неряха, шлюха, плохая мать». Я услышал громкий удар. Другой звук. А потом вдруг все смолкло, наступила тишина.

Только дождь и гроза.

Затем послышался скрежет отодвигаемого стула и скрип задней двери. В том кошмаре я тихонько спустился вниз и притаился возле кухни, стараясь не дышать. Снова голос отца, уже тихий, что-то неясно бормотавший. И еще – скулила собака. Но собаки у нас не было. (В том кошмаре я даже подумал: может, они ссорятся из-за того, что мама привела домой бездомного пса? Она на такое вполне была способна.)

В кошмаре я вдруг понял, что остался дома один, и выбежал на улицу. Родители уже садились в машину. Они собирались уехать и бросить меня одного. Я испугался, с криком бросился к машине и забрался на заднее сиденье. Отец вытащил меня, громко ругаясь. Я вцепился в ручку дверцы, лягался, плевался и укусил отца за руку.

В том кошмаре мы ехали втроем: отец за рулем, я сзади, а мама на пассажирском сиденье, только она сидела не ровно, а привалившись к двери. Когда машина резко повернула, голова мамы откинулась, и я увидел на ее лице кровь. Она пыталась что-то сказать, но я не понимал слов: они звучали странно, как будто она говорила на непонятном языке. Лицо у нее тоже выглядело странно: искривленное, рот перекошен, а глаза закатились, и в глазницах виднелись одни белки. Язык вываливался изо рта как у собаки, на губах розовая слюна. В кошмаре она протянула руку и дотронулась до меня. Я в ужасе отпрянул и забился в угол, прижавшись к дверце, стараясь отползти как можно дальше.

Отец объяснил, что мне привиделось в кошмаре, будто мама до меня дотронулась. На самом деле этого не было. Мне показалось. Точно так же как запомнилось, что мы втроем ездили в Крастер и ели там копченую рыбу, хотя мне было всего три месяца и я никак не мог этого запомнить. Отец сказал, что я увидел снимок коптильни и представил себе, как мы там были. Примерно так.