Надин сумела справиться с управлением и пересекла мост.

Это было лучше, чем не спать всю ночь.

Она посмотрит, что там с Лаурой, а потом как можно скорее отправится к матери.

И ни в коем случае не станет вступать ни в какие разговоры.

14

Будучи еще ребенком – ей было тогда, наверное, лет двенадцать, – она как-то записала в своем дневнике: «Я так рада, что у меня есть Анри. Он мой единственный друг. Он меня понимает. Мне кажется, что нет ничего на свете, чего я не могла бы ему рассказать. И неважно, как бы плохо мне ни было, он всегда скажет мне что-то эдакое, отчего у меня появляется чувство, что все не так уж плохо».

«Это было самой глубокой точкой, – подумала Катрин. – Самой глубокой точкой в моей предыдущей жизни. Все унижения и неожиданные удары прошедших лет были лишь прелюдией. А сейчас я достигла самой большой глубины».

Ее руки тряслись, и все предметы виделись ей словно на расстоянии: руль, рычаг переключения скоростей, зеркало заднего вида, под которым качалась маленькая матерчатая обезьянка, «дворники», которые с визгом скользили по стеклу… Наверняка никто не позволил бы ей вести машину в таком состоянии. Но ей было все равно. И если она попадет в аварию, значит, так тому и быть. Еще более безобразной, чем сейчас, ей уже не стать. Более мертвой – тоже.

Стоило ей вспомнить произошедшее в темном саду Стефана, и она тут же пыталась отогнать эти картины.

«Я не хочу думать об этом. Я не обязана думать об этом. Это случилось, и это прошло».

Самым ужасным было то, что она не могла отключить голос Стефана. Он гремел в ее ушах: «Ты уже тогда выглядела страшнее моей жизни… Ты – настоящий монстр… Уж в такой крайней нужде, чтобы связаться с тобой, ни один мужчина не может оказаться!»

– Я не хочу этого слышать! – громко произнесла – Мишо.

Ее раздражало, что дрожь в руках все усиливалась и что все предметы по-прежнему казались ей какими-то отдаленными. Подсознательно она понимала, что ее ждет нервный срыв, и тогда ей нельзя будет оставаться одной. Катрин часто думала о самоубийстве, когда угревая сыпь вновь начинала сильно мучить ее, когда шушуканье людей становилось особенно нестерпимым и когда она почти задыхалась в своей унылой квартире. Бывали моменты, когда она чувствовала, что была бы в состоянии совершить это при малейшем толчке, который превзошел бы привычную меру ее страданий.

Возможно, теперь этот момент наступил.

Мишо попыталась убедить себя, что сцена в саду была пустяком, еще когда торопливо шла под дождем к своей машине, слыша вслед рев Стефана: «Вали уже отсюда!»