Некоторое время спустя его дыхание замедлилось и нормализовалось, и вокруг него воцарился мир. Солнце начало клониться к закату, и одна сторона храма стала переливаться перламутровым светом, а другая осталась в тени и сохранила свою темноту и таинственность.

Удобно вытянувшись на длинном диване, покрытом мягкой кожей, Диоген напомнил себе, что взаимодействие с Констанс Грин действительно было похоже на приручение дикого животного. Он не мог – не должен был – давить на нее или пытаться навязать ей свои желания. Она должна была выйти из своих комнат по собственной воле. И тогда он увидит, сработало ли снадобье. Он чувствовал уверенность в том, что, как только она ощутит его сильное воздействие, у нее изменится взгляд на эту жизнь. И он надеялся и молился богам, чтобы это ее новое мировоззрение все еще включало его.

Внезапно мимо панелей обсидианового стекла пробежала неясная тень. Кто-то только что прошел мимо. И вот он снова вернулся: расплывчатый силуэт, медленно направляющийся к двери. Это не Гурумарра – вход на эту часть острова был ему запрещен. Кто бы это ни был, он стоял с противоположной стороны двери, выжидая.

Диоген застыл в неподвижности почти на минуту, а затем его душу отчего-то охватил леденящий ужас, когда ручка двери медленно повернулась, и в дверном проеме появился силуэт…

Там, в обрамлении ослепительного света заходящего солнца, стояла Констанс.

Он не мог оторвать от нее взгляд, в то время как она спокойно смотрела на него. Диоген поднялся на ноги. Констанс явно преобразилась, совершенно изменившись: сильная, сияющая, лучащаяся здоровьем и энергией. На ней было надето одно из старомодных платьев, которые она привезла из Нью-Йорка.

Когда она вошла в храм и закрыла за собой дверь, Диоген увидел, как ее бледные руки потянулись и расстегнули лиф платья. Это было похоже на сон, и Диоген наблюдал за ней, словно загипнотизированный. Медленно, один за другим она расстегнула все крючки, а затем выскользнула из рукавов. Несколько мгновений она удерживала платье, а затем отпустила руки, позволив ему упасть на пол.

Под ним ничего не было. Ее длинное, бледное тело, стройное, но чувственное и подтянутое было похоже на видение.

Она слегка качнула головой, распуская волосы.

Диоген не мог пошевелиться. Она медленно приблизилась к нему, и ее лицо замерло в нескольких дюймах от его. Медленно и осторожно она начала расстегивать его рубашку, и он заметил, как часто она дышит. Ее грудь вздымалась от волнения, а ее лицо раскраснелось. Это было невероятно: изменение, которое совершил с ней эликсир, нельзя было назвать не чем иным, кроме как чудом.