– Эликсир стал всего лишь неожиданным и приятным дополнением. Так сказать, счастливым случаем: он не только вылечил меня, но и помог убедить тебя в моей искренности. Так же помогло убедить тебя и то, что я оглушила лейтенанта д'Агосту… хотя в том случае я, скорее, спасла ему жизнь, так как ты почти наверняка убил бы его, если б я не вмешалась.

Диоген пошатнулся.

– А как насчет нашей совместной ночи? Наверняка это был не фарс!

– Это был самый кульминационный момент фарса! Ты был прав: твой модифицированный эликсир действительно восстановил мое здоровье и бодрость. Это восстановление принесло… самый опьяняющий опыт. Итак, теперь ты можешь добавить свои воспоминания об этой ночи в свой дворец памяти о боли. Помнишь, как ты однажды описал нашу первую ночь вместе? «Животная похоть». Это мой подарок тебе: эта похоть взамен той. И все же я уже тогда знала, что каждое мимолетное удовольствие, которое я тебе дам, будет причинять боль в тысячу раз сильнее – каждый день, каждую ночь, всю твою оставшуюся жизнь.

– Это невозможно! То, что ты говорила, эмоции на твоем лице, твоя страсть, твои улыбки… Это все не было обманом, Констанс! Я бы это почувствовал.

Повисла небольшая пауза, прежде чем Констанс заговорила снова.

– Должна признаться, что когда я увидела Халсион, увидела твою обсидиановую комнату, моя решительность немного пошатнулась. Фактически, видеть эту комнату стало для меня самым большим испытанием. По иронии судьбы, я знала, что именно в этом месте я должна была свершить свою месть. И все время я напоминала себе, насколько более сильное удовольствие мне принесут твои страдания, чем все вместе взятые предлагаемые тобой искушения Халсиона.

Каждое слово Констанс, произнесенное, ее элегантным, но будничным старомодным голосом, было кислотой для его ушей. Он едва осознавал, что говорит.

– Я этому не верю. Это какая-то извращенная шутка. Никто не мог обмануть меня, таким…

– Ты сам обманул себя. Но я уже устала от этого разговора. Теперь ты знаешь правду. И я хочу проститься с этим твоим островом, оставить позади все твои прекрасные воспоминания, надежды и мечты… разорвав их в клочья.

– Но тебе ведь еще понадобится эликсир…

– Я буду рада присоединиться к остальному человечеству на пути к смерти. Нет, Диоген, это тебе нужен эликсир. Продли свою жизнь, чтобы ты мог жить в вечных страданиях! – и в конце ее голос перешел в смех: низкий, ликующий и безжалостный.

Услышав его, Диоген почувствовал, что его колени подгибаются. Он рухнул на пол. Казалось, что некие холодные, острые лучи света буквально пронизали его насквозь. И вместе с этим светом пришло мрачное осознание – самое мрачное в его жизни: это все не жестокая шутка. Ее уничтожение его, как личности, вместе с его мечтами и фантазиями было шедевром мести, безжалостности и внушало страх своей всеобъемлющей полнотой. Теперь Халсион будет казаться еще более пустынным, после того, как он испытал подобное единение с ней. Констанс это знала. Она изначально планировала оставить его здесь – в месте, пребывание в котором она сделала невыносимым. Она планировала сделать Халсион его личным адом, а его – единственным грешником, мучимым в этом аду.