Джеймс почувствовал, как на глаза ему навернулись слезы. Он не плакал уже много лет. Последний раз это было, когда Фрея умерла от лейкемии, но сейчас пленник с трудом боролся с рыданиями.
Джеймс почувствовал, как на глаза ему навернулись слезы. Он не плакал уже много лет. Последний раз это было, когда Фрея умерла от лейкемии, но сейчас пленник с трудом боролся с рыданиями.
Потому что на несколько мгновений он почувствовал надежду. Надежду, что они смогут убежать. Надежду, что он вновь увидит свою дочь. И эта неожиданная надежда теперь была грубо растоптана.
Потому что на несколько мгновений он почувствовал надежду. Надежду, что они смогут убежать. Надежду, что он вновь увидит свою дочь. И эта неожиданная надежда теперь была грубо растоптана.
У Джейкоба не было ни сил, ни оружия, ни понимания, почему его выдернули из его привычной жизни.
У Джейкоба не было ни сил, ни оружия, ни понимания, почему его выдернули из его привычной жизни.
Но теперь он был абсолютно уверен, что никогда больше не увидит Адажио.
Но теперь он был абсолютно уверен, что никогда больше не увидит Адажио.
Неожиданный звук ключа в замке заставил его вздрогнуть.
Неожиданный звук ключа в замке заставил его вздрогнуть.
И не важно, для чего его выбрали, не важно, что для него приготовили. Его время пришло. В комнате были только он и мертвый мужчина, которому трудно было причинить зло.
И не важно, для чего его выбрали, не важно, что для него приготовили. Его время пришло. В комнате были только он и мертвый мужчина, которому трудно было причинить зло.
– Где девочка? – спросил Джеймс, увидев три фонаря, которые светили прямо на него.
– Где девочка? – спросил Джеймс, увидев три фонаря, которые светили прямо на него.
– Не твоего собачьего ума дело. А теперь – поднимайся, – ответили ему.
– Не твоего собачьего ума дело. А теперь – поднимайся, – ответили ему.
Джейкоб не пошевелился.
Джейкоб не пошевелился.
– Прежде скажите мне, что с ней, – попросил он.
– Прежде скажите мне, что с ней, – попросил он.