Свет мерк все сильнее по мере того, как птица втискивалась в трубу («Господи, почему я забыл, что птицы кажутся такими большими из-за перьев? Почему я забыл, что они могут сжиматься?») Свет мерк… мерк… исчез.

И осталась только чернильная тьма, удушающий сухой чердачный запах птицы и шуршание перьев о стенки.

Майк упал на колени, принялся ощупывать закругляющийся пол дымовой трубы. Нашел кусок облицовки. Острые края поросли каким-то мхом. Он замахнулся и швырнул кусок облицовки, послышался глухой удар. Птица вновь издала пискляво-чирикающий крик.

– Убирайся отсюда! – взвизгнул Майк.

Ему ответила тишина… затем шуршание возобновилось: птица продолжала втискиваться в трубу. Майк ощупывал пол, находил новые куски облицовки и швырял их в птицу. Они попадали в нее, Майк слышал глухие удары, а потом падали на пол.

«Пожалуйста, Господи, – бессвязно думал Майк, – пожалуйста, Господи, пожалуйста, пожалуйста, Господи…»

В голову пришла мысль о том, что он мог бы отступить в глубину трубы. Он находился у самого ее основания, а дальше внутренний диаметр трубы наверняка уменьшался. Он мог отступать, слушая шуршание крыльев об облицовку. Он мог отступать и при удаче миновать ту точку, дальше которой птица уже не протиснется.

Но… а если птица застрянет?

Если б такое случилось, он и птица умерли бы в этой трубе вместе. Умерли бы вместе и вместе сгнили. В темноте.

– Пожалуйста, Господи! – вскричал он, не отдавая себе отчета в том, что слова эти произнес вслух. Бросил еще один кусок облицовки, и на этот раз бросил с куда большей силой – почувствовал, как потом рассказал друзьям, будто в тот момент кто-то стоял позади него, и этот кто-то придал его руке невероятную мощь. Теперь удар вышел не глухим, как о перья, а чавкающим, словно ребенок шлепнул рукой по поверхности еще не застывшего желе. И птица закричала уже не от злости, а от боли, забила крыльями, вонючий воздух хлынул на Майка со скоростью урагана, грозя сорвать одежду, заставил отступить, кашляя и задыхаясь.

Свет появился вновь. Сначала слабый и серый, потом все ярче и ярче по мере того, как птица вылезала из трубы. Майк разрыдался, снова упал на колени и принялся лихорадочно собирать куски облицовки. Ни о чем не думая, побежал с набранными кусками вперед (при свете он видел, что облицовка покрыта мхом и лишайником, как надгробия из сланца). Он намеревался ни при каких обстоятельствах не позволить птице вновь влезть в трубу.