Он наклонил голову, поднял руку, прикрывая шею, и мчался вперед. Когти сомкнулись, и на мгновение птица держала его за предплечье. Ощущение было такое, будто его схватили невероятно сильные пальцы, оканчивающиеся твердыми ногтями. Они вдавились в кожу, как зубы. Хлопанье крыльев громом било в уши; он осознавал, что вокруг падают перья, некоторые скользили по щекам, словно одаривая его фантомными поцелуями. Птица начала подниматься, и Майк почувствовал, что его тащат вверх, он вытянулся во весь рост, привстал на цыпочки… на миг кеды оторвались от земли.

– ОТПУСТИ меня! – проорал он и крутанул руку. Еще мгновение когти держали его, потом он услышал, как рвется рукав. Подошвы соприкоснулись с землей. Птица пронзительно закричала. Майк снова побежал, сквозь перья хвоста, задыхаясь от этого сухого запаха. Словно проскочил завесу из перьев.

Кашляя, спотыкаясь, Майк завернул в дымовую трубу. Глаза щипало от слез и пыли, покрывавшей перья птицы. На этот раз он даже не думал о том, какие твари могут обитать в трубе. Он вбежал в темноту, вырывавшееся изо рта шумное дыхание эхом отразилось от стен. К кругу яркого света на срезе трубы он обернулся, пробежав футов двадцать. Грудь быстро-быстро поднималась и опадала. Внезапно его осенило: если он неправильно соотнес размеры птицы и внутренний диаметр трубы, можно считать, что он совершил самоубийство, с тем же успехом он мог поднести ко лбу отцовский дробовик и нажать на спуск. Потому что отходного пути не было. Он спрятался не в трубе, а в тупике: другим концом она уходила в землю.

Опять послышался противный крик, и внезапно яркий круг света померк: птица опустилась на землю у трубы. Майк увидел ее желтые, чешуйчатые лапы, толстые, как ствол дерева. Потом она наклонила голову и заглянула в трубу. И вновь Майку пришлось смотреть в эти отвратительно яркие глаза цвета свежего гудрона с золотыми обручальными кольцами радужных оболочек. Клюв птицы открывался и закрывался, открывался и закрывался, и всякий раз, когда он закрывался, Майк слышал явственный стук, какой раздается в собственных ушах, если ты щелкаешь зубами. «Острый, – подумал Майк. – Клюв острый. Наверное, я знал, что у птиц острые клювы, но раньше как-то об этом не задумывался».

Птица снова издала пискляво-чирикающий крик. В узком канале трубы он прозвучал так громко, что Майк заткнул уши руками.

И тут птица полезла в трубу.

– Нет! – крикнул Майк. – Нет, ты не сможешь!