Эту историю отец рассказал мне где-то в 1958 году, и я думаю, что ему тогда было под пятьдесят, а моей матери – порядка сорока или около того. Я спросил его, почему он вернулся, раз в Дерри было так плохо?

– Видишь ли, Майки, в армию я пошел в шестнадцать, – ответил он. – Солгал насчет своего возраста, чтобы попасть. Не моя идея. Мать мне велела. Я был парнем крупным, и, наверное, только потому мою ложь не раскусили. Я родился и вырос в Бергоу, штат Северная Каролина, и мясо мы видели только раз в году, после сбора табака, или иногда зимой, когда отец подстреливал енота или опоссума. Единственное хорошее, что я помню о Бергоу – это пирог с мясом опоссума, обложенный кукурузными лепешками, вкуснее которого просто не бывает.

Поэтому, когда мой отец погиб в результате несчастного случая – что-то там произошло с сельскохозяйственной техникой, моя мама сказала, что поедет с Филли Лубердом в Коринт, где у нее жили родственники. Филли Луберд был в семье любимчиком.

– Ты про дядю Фила? – спросил я, улыбнувшись при мысли о том, что кто-то называет его Филли Луберд. Он был адвокатом в Тусоне, штат Аризона, и шесть лет избирался в Городской совет. Ребенком я полагал, что дядя Фил – богач. Для черного в 1958 году, уверен, так оно и было. Он зарабатывал двадцать тысяч долларов в год.

– Именно о нем, – ответил отец. – Но тогда он был двенадцатилетним пацаном, который носил матросскую шапку из рисовой бумаги, залатанный комбинезон и ходил босиком. Он был самым младшим в семье, я родился перед ним. Остальные дом уже покинули: двое умерли, двое женились, один сел в тюрьму. Это Говард. Ничего путного в нем никогда не было.

«Ты должен пойти в армию, – сказала мне твоя бабушка Ширли. – Я не знаю, начнут ли они платить тебе сразу или нет, но как только начнут, ты будешь посылать мне деньги каждый месяц. Мне не хочется отправлять тебя туда, сынок, но, если ты не позаботишься обо мне и Филли, не знаю, что с нами станет». Она дала мне свидетельство о рождении, чтобы показать вербовщику, в котором уже подделала год моего рождения так, чтобы я стал восемнадцатилетним.

Я пошел в здание суда, где сидел вербовщик, и сказал, что хочу в армию. Он сунул мне бумаги и показал, где поставить крестик.

– Я могу расписаться, – ответил я, и он рассмеялся, похоже, мне не веря.

– Что ж, валяй. Расписывайся, черный мальчик, – говорит он.

– Одну минуту, – отвечаю. – Хочу задать вам пару вопросов.

– Задавай, – говорит он. – Я могу ответить на любой.

– В армии мясо дают дважды в неделю? – спросил я. – Моя мама говорит, что да, но она очень уж хочет, чтобы я пошел в армию.