Она вывернула шею и спину, оглянулась назад и увидела, что Эллен и Калле висят на мясницких крюках для туш со вспоротыми животами и их внутренности свисают до самой земли.

Анника смотрела в потолок и какое-то мгновение не могла понять, что проснулась. Пульс тяжелыми толчками отдавался в горле, в левом ухе громко звенело. Одеяло сползло на пол. Повернув голову, Анника увидела широкую спину Томаса, услышала его мерное спокойное дыхание. Муж крепко и безмятежно спал. Она осторожно села. У нее сильно болел затылок, и она поняла, что плакала во сне. Ангелы молчали.

Встав на трясущиеся ноги, она прошла через столовую и прихожую, вошла в детскую и склонилась над излучавшими живое тепло детьми.

Эллен спала, засунув в рот большой палец. Она упрямо делала это, несмотря на запрещения и запугивания. Ничто не могло отучить ее от привычки сосать палец. Анника взяла маленькую ручку и вынула палец изо рта дочери. Эллен поискала ротиком утраченную соску, но во сне забыла о пальце и продолжала спокойно спать. Анника смотрела на ребенка, не сознававшего ни своей ценности, ни своей красоты. Как нужна Эллен уверенность в жизни. Анника погладила девочку по мягким волосам, ощутив ладонью их тепло.

«Малютка, я не допущу, чтобы с тобой что-то случилось».

Она подошла к мальчику, он спал на спине в своей пижамке с «Бэтменом», обхватив руками голову. Анника в детстве спала точно так же. У сына были такие же светлые волосы, как у Томаса, и уже угадывались его широкие плечи. Как же Калле похож на них обоих.

Она склонилась над сыном и поцеловала его в лоб. Мальчик потянул в себя воздух и открыл глаза.

— Уже утро? — спросил он.

— Нет пока, — ответила Анника, — поспи еще немного.

— Мне снился очень страшный сон, — сказал Калле и повернулся на бок.

— Мне тоже, — тихо призналась Анника и легонько провела рукой по затылку сына.

Она посмотрела на светящийся циферблат своих наручных часов. Будильник зазвонит через час.

Но она понимала, что уже не сможет уснуть.

Она неслышно прошла в гостиную. От тянувшего из окна сквозняка покачивались занавески. Она встала у окна и стала смотреть на улицу сквозь щель между занавесками. На просыпающуюся Хантверкаргатан, на желтые уличные фонари, качавшиеся в вечном своем одиночестве между корпусами домов. Она погрела о батарею одну ногу, потом другую.

Она прошла на кухню, зажгла газ, налила воду в кастрюльку, отмерила четыре ковшика молотого кофе и стала смотреть в окно на промерзший садик, дожидаясь, когда закипит вода. Термометр за окном показывал минус двадцать два градуса. Анника отошла от окна, залила кофе кипящей водой и помешала его, уменьшила огонь, налила кофе в кружку и села к столу. Негромкое журчание радиоприемника разогнало демонов, ноги стали ледяными от холода, кофе медленно остывал.