Он недовольно поморщился.

— Это не моя мысль, — сказал он, — но дело повернулось так, что уничтожение диктаторов и дутых авторитетов стало вполне законным и правомерность этого уничтожения оставлена на наше усмотрение.

Он взглянул на нее и снова улыбнулся:

— Как журналист, Анника, ты должна знать старую мудрость: копай то, на чем стоишь. Этот сюжет мы видим повсеместно. Зачем впадать в крайности, идя всего лишь за водой? То же самое касается дутых авторитетов. Зачем искать то, что не должно знать?

— И Бенни Экланд был именно из таких?

Ханс Блумберг сделал несколько шагов назад, сел на кровать и жестом предложил Аннике сесть за стол. Она подчинилась. Каждое движение давалось с таким трудом, словно воздух превратился в тяжелую вязкую жидкость. Куртку Анника сбросила на пол, рядом со стулом.

— Ты неправильно понимаешь ситуацию, — наставительно произнес архивариус. — Ханс Блумберг — это всего лишь прозвище. В действительности я — Черная Пантера и никогда не был никем иным.

Он многозначительно кивнул, чтобы придать вес своим словам. Анника лихорадочно пыталась найти какую-нибудь ниточку, какую-нибудь зацепку, чтобы открыть ему глаза.

— Это не совсем правда, — сказала она. — Ты пытался утвердиться в жизни и как Ханс Блумберг. Все эти статьи об областном совете, которые регулярно публиковались на двадцать второй странице, разве это не способ самоутверждения?

В глазах архивариуса вспыхнул гнев.

— Это был всего лишь фасад, которым я был вынужден прикрываться до возвращения Дракона. Он обещал вернуться, и его возвращение стало сигналом.

Он снова улыбнулся:

— Бенни стал интересоваться, как я попал в архив. Но я не полный простак, и в конце концов победил я.

Анника с трудом терпела сосущее чувство тошноты.

— Но за что ты убил мальчика?

Ханс Блумберг печально покачал головой:

— Очень неприятно, что его пришлось убрать, но на войне гибнут и гражданские лица.

— Ты убил его, потому что он мог тебя узнать? Ты был знаком с его семьей?

Ханс Блумберг не ответил, продолжая спокойно улыбаться.

— За что ты убил Курта Сандстрема? — спросила Анника, чувствуя сосущий страх под ложечкой и жаркое давление в мочевом пузыре.