Холденфид подняла правую руку, как инспектор дорожного движения.

– У меня предложение. Давайте сбавим обороты? Мы здесь для того, чтобы обсуждать факты, улики, разумные интерпретации этих фактов. Но пока нам мешает эмоциональный компонент. Может быть, нам следует…

– Вы совершенно правы, – сказал Траут с натянутой улыбкой. – Думаю, мы должны дать мистеру Гурни – Дэйву – высказаться, выложить на стол все факты. Если с нашей интерпретацией существующих фактов что-то не так, давайте разбираться. Дэйв? Я уверен, вам есть что сказать. Продолжайте, пожалуйста.

Желание Траута уличить его в преступном доступе к украденным материалам было столь явным, что Гурни чуть не рассмеялся ему в лицо. Затем Траут добавил:

– Возможно, все последние десять лет я слишком плотно занимался этим делом. А у вас незамыленный взгляд. Что, по-вашему, я упустил?

– Как насчет того обстоятельства, что вы построили очень большую гипотезу на очень скудных фактах?

– Именно этим и отличается искусство построения следственной версии.

– А также бред шизофреника.

– Дэйв, – Холденфилд предостерегающе подняла руку.

– Прошу прощения. Но я боюсь, как бы дело, вошедшее в анналы судебной психологии, не оказалось огромным мыльным пузырем. Манифест, детали убийств, профиль преступника, медийный миф, народная интерпретация, академические теории – все это льет воду на одну мельницу, дополняет одну и ту же историю, шлифует ее, превращая в незыблемую истину. Беда лишь в том, что эта незыблемая истина не подкрепляется серьезными фактами.

– Кроме, разумеется, – резко сказала Холденфилд, – двух первых пунктов, о которых вы упомянули. Манифест и детали убийств – куда уж серьезнее.

– Но что, если детали преступлений и манифест были продуманы таким образом, чтобы подкреплять друг друга? Что, если убийца вдвое умнее, чем о нем думают? Что, если все эти десять лет он до колик смеялся над агентом Траутом и его командой?

Взгляд Траута стал жестче:

– Вы сказали, что читали профиль?

Гурни усмехнулся:

– По-вашему, это доказывает, что я имел доступ к вашим драгоценным данным? Но я этого не говорил. Я упомянул профиль, но я не сказал, что его читал. Позвольте мне немного пофантазировать. Бьюсь об заклад, профиль пытается объяснить, как преступник может вести себя одновременно рационально и иррационально, взвешенно и безумно, как атеист и как проповедник. Я недалек от истины?

Траут испустил нетерпеливый вздох:

– Не буду комментировать.

– Беда в том, что вы решили, будто в манифесте преступник излагает свои подлинные мысли, потому что он подтверждает ваши предположения. Манифест подтвердил ваши собственные гипотезы. И вам никогда не приходило в голову, что манифест – это розыгрыш, что вас дурачат. Добрый Пастырь уверял вас, будто ваши выводы верны. И вы, конечно же, ему поверили.