– Я чем-то могу тебе помочь?

Этот вопрос произвел на него странное действие. Такой простой, но в нем слышалось так много всего.

– Думаю, нет, – ему самому этот ответ показался избитым и неуместным.

– Ну хорошо, – сказала она, – если вдруг надумаешь, скажи.

Ее мягкий тон заставил его ощутить еще большую неловкость. Чтобы взбодриться, он решил сменить тему:

– Какие у тебя сегодня планы?

– Иду в клинику, само собой. И, возможно, не вернусь к обеду. Возможно, после работы зайду к Бетти. – Она помолчала. – Хорошо?

Она часто спрашивала “хорошо?”. Когда собиралась куда-то пойти, или посадить что-нибудь на клумбах, или выбрать рецепт. Гурни этот вопрос почему-то всегда раздражал, и он всегда отвечал одинаково: “Разумеется, хорошо”. После этого оба замолкали, замолчали и теперь.

Мадлен снова открыла “Войну и мир”.

Гурни взял свой кофе и пошел в кабинет. Сев за стол, он стал обдумывать риски предстоящего предприятия, того, как он один, по сути дела, не подготовившись, придет в хижину Макса Клинтера. И тут его пронзила новая мысль – новая тревога. Он оставил кофе и пошел осматривать машину Мадлен.

Через двадцать минут он вернулся в дом, радуясь, что его опасения не оправдались и к машине Мадлен не прикреплено никаких посторонних устройств.

– За чем это ты ходил? – спросила, оторвавшись от книги, Мадлен, когда он вошел в кухню.

Гурни решил, что лучше всего сказать правду. Он объяснил ей, что и почему искал, а заодно рассказал об устройствах, найденных на их с Ким машинах.

– Как ты думаешь, кто это сделал? – голос Мадлен был спокоен, но уголки глаз напряглись.

– Я не знаю точно, – Гурни нашел формально правдивый, но уклончивый ответ.

– Этот Миз? – почти с надеждой спросила она.

– Возможно.

– Или, может быть, тот, кто поджег наш амбар? И устроил ловушку в подвале у Ким?

– Возможно.

– Может быть, сам Добрый Пастырь?