– Что вы имеете в виду?

– Сдаться. Сыграть по правилам. И победить.

Гурни испугался, что это затишье перед бурей – что все слова о разумности и решении сдаться окончатся кровавой баней.

– Победить?

– Я всегда побеждал. И всегда буду.

– Но вы… собираетесь сдаться?

– Разумеется, – он улыбнулся так, будто успокаивал дошкольника, который боится ездить на автобусе. – А вы что думали? Что я возьму вас в заложники, использую для побега как живой щит?

– Так многие делали.

– Но не я. И не с вами. – Ему явно было смешно. – Подумайте сами, детектив. Ну какой из вас щит? Насколько я знаю, ваши коллеги только рады будут шансу вас пристрелить. Тогда уж лучше прикрыться мешком картошки.

Гурни потерял дар речи от такого спокойствия. Стерн совсем сошел с ума, что ли?

– Что-то вы слишком жизнерадостны для человека, ради которого в штате могут отменить мораторий на смертную казнь. Я слышал, эти инъекции не очень-то приятны, – раздраженно произнес Гурни и тут же понял, насколько неразумно и опасно было так говорить.

Но, похоже, он зря опасался. Стерн лишь покачал головой:

– Не говорите чепухи, детектив. Даже полным болванам с их третьесортными адвокатами удавалось отсрочить исполнение приговора на добрые двадцать лет. А я могу сделать больше. Гораздо больше. У меня есть деньги. Много денег. У меня связи тайные и явные. А самое главное – я знаю, как работает правовая система. Как она работает на самом деле. И у меня есть что предложить судьям. Что-то, что они очень высоко оценят. У меня, так сказать, есть что продать. – Его спокойствие казалось чем-то между дзеном и сумасшествием.

– Что же у вас есть?

– Информация.

– О чем?

– О некоторых нераскрытых делах.

Снаружи опять раздался вой сирены, и вслед – громогласное объявление. Требования стали настойчивее:

– ЭТО ПОЛИЦИЯ ШТАТА НЬЮ-ЙОРК… НЕМЕДЛЕННО СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ… НЕМЕДЛЕННО ОТКРОЙТЕ ДВЕРЬ… СЕЙЧАС ЖЕ… СЛОЖИТЕ ОРУЖИЕ И ОТКРОЙТЕ ДВЕРЬ… НЕМЕДЛЕННО ОТКРОЙТЕ ДВЕРЬ…

– О нераскрытых делах… каких?