— Что это?..

— Часть мозга, которая отвечает за сочувствие и сострадание. Возможно, это повреждение мозга может объяснить, как этому человеку удалось убить и обезглавить собственную дочь и получать удовольствие от убийства людей. А теперь, Винсент, пожалуйста, используйте вашу рацию и вызовите сюда подкрепление. Я сделаю то же самое с Бюро. Нам следует сообщить о жестоком убийстве федерального агента и задержанном преступнике. К сожалению, убийца сейчас полностью погрузился в свое безумие, и общаться с ним придется с большой осторожностью.

Он обернулся, собрал свою одежду и снаряжение, которые валялись в углу. Замерев, д'Агоста наблюдал, как Пендергаст смотрит на труп Лонгстрита. Затем агент сделал медленный, скорбный жест — своеобразный поклон — после чего повернулся к д'Агосте.

— Дорогой друг, я почти подвел вас.

— Ни в коем случае, Пендергаст. Не скромничайте и не наговаривайте на себя. Я знал, что вы не оставите этому ублюдку шансов.

Пендергаст отвернулся, чтобы д'Агоста не мог видеть выражение его лица.

65

65

Брайс Гарриман пробрался сквозь обширный, густонаселенный отдел новостей «Пост» и остановился в дальнем его конце перед кабинетом Петовски. Это была вторая внеплановая встреча, на которую его вызвали. Это было не просто необычно — это было неслыханно. Когда он получил сообщение — больше напоминающее повестку в суд — все облегчение, которое он испытал после того, как его совершенно внезапно выпустили из тюрьмы, испарилось.

От этого не следовало ждать ничего хорошего.

Он сделал глубокий вдох, собрался с силами и постучал.

— Войдите, — прозвучал голос.

На этот раз Петовски был в своем кабинете один. Он сидел за столом, покачиваясь на стуле, и играл с карандашом. Удостоив Гарримана мимолетным взглядом, он снова отвел глаза и сосредоточился на своем бессмысленном занятии. Сесть он своему репортеру не предложил.

— Ты читал о пресс-конференции, которую устроило управление полиции этим утром? — спросил он, продолжая покачиваться на стуле.

— Да.

— Убийца — Палач, как ты его окрестил — оказался отцом первой жертвы. Это был Антон Озмиан.

Гарриман снова сглотнул — более болезненно.

— Что ж… я понимаю.