— Лови и обмотайся!

— Уходи, — пробормотал он.

Голос Бена ревел издалека.

— Обмотайся, черт возьми!

«Не надо злить Бена. Он плохой, когда злится». Ничего не соображая, Джонатан влез в петлю лассо. «Ну все. Ничего больше не просите. Дайте поспать. Да кончайте вы из меня воздух выжимать!»

Джонатан услышал, как кто-то взволнованно кричал Бену:

— Мы не можем подтянуть его. Веревка слишком тугая.

«Вот и хорошо. Отстаньте от меня».

— Джон? — Голос Бена не был сердитым. Он словно уговаривал ребенка. — Джон у тебя ледоруб к руке примотан?

«Ну и что?»

— Обрежь веревку над собой.

«Бен сошел с ума. Ему надо поспать».

— Режь веревку, старик. Падать совсем недалеко. Мы тебя держим.

«Ну, давай же, режь. Пока не обрежешь, они не отстанут». Он вслепую рубил нейлоновую веревку над собой. Снова и снова, слабыми ударами, которые редко попадали в одно и то же место. Тут в его затухающее сознание вкралась некая мысль, и он остановился.

— Что он сказал? — крикнул Бен спасателям.

— Сказал, что если он перережет веревку, Жан-Поль упадет.

— Джон? Слушай меня. Можешь резать. Жан-Поль умер.

«Умер? Да, я помню. Он здесь, и он умер. Где Андерль? Где Карл? Их здесь нет, потому что они не умерли, как Жан-Поль. Правильно? Я ничего не понимаю. Но не все ли равно? Что это я делал? Да. Резал чертову веревку».

Он рубил снова и снова.

И вдруг она лопнула. Секунду оба тела падали вместе, потом Жан-Поль полетел дальше один. Когда ребра Джонатана затрещали под дернувшимся и крепко стиснувшим его лассо, он потерял сознание от боли. И в этом было милосердие судьбы, потому что удара о скалу он не почувствовал.