– Вероятнее всего, прокурор будет утверждать, что ты ворвалась в квартиру Ольсена с намерением лишить его жизни. Но доказательства слабые, – говорит Блумберг. – Конечно, у них есть показания соседки, которая утверждает, что видела тебя возле дома. Но эта девчонка весьма неуравновешенное юное существо, такой свидетель – отнюдь не мечта следователя. – Он смотрит прямо перед собой на экран компьютера. – Из улик у них есть отпечаток обуви и следы перцового баллончика. Волосы, кусочки кожи и волокна ткани. Но никаких прямых доказательств, что именно ты убила Ольсена.

– О’кей.

Он поворачивает экран ко мне, но у меня нет сил разбирать крошечные буковки.

– В компьютере Ольсена они тоже кое-что обнаружили: сообщения и чаты. К тому же у них есть распечатки от операторов мобильной связи и все такое.

Голос Блумберга звучит уверенно и надежно.

– Самое главное в данный момент – твое алиби, Стелла.

– Да? – переспрашиваю я, не понимая, что он имеет в виду.

Он снова смотрит на меня:

– Временнáя линия обвинения не выстраивается, потому что у тебя алиби на тот момент, когда, по словам судмедэксперта, произошло убийство.

Слова вертятся в голове.

– У меня алиби?

Это звучит совершенно невероятно.

– По заключению экспертизы, Ольсен умер в промежутке от часа до трех часов ночи.

Я все еще ничего не понимаю.

– Тогда ты уже была дома, Стелла.

– Дома? Как это?

– Твой папа посмотрел на часы. Он на сто процентов уверен, что ты вернулась в тот вечер домой без четверти двенадцать.

Папа? Без четверти двенадцать?

Мое базовое ощущение времени полностью выведено из строя. Я не могу восстановить его.

– Этого не может быть.