– Мы перестали проводить время с Крисом, – говорит она, глядя на прокурора.
– Перестали? – переспрашивает Янсдоттер, не сводя с нее глаз, но Стелла не отводит взгляда. – У вас была договоренность?
– Типа того.
Янсдоттер не слушает ответа. Она уже задает новый вопрос:
– Вы утверждаете, что поехали на велосипеде домой, когда никто не открыл дверь в квартире Криса. В каком часу это было?
– Не знаю, – отвечает Стелла.
Она косится на Микаэля. Все происходит так быстро, что большинство сидящих в зале, вероятно, ничего не замечают. Но я все вижу. И я знаю, что процесс достиг критической точки. Если Стелла по-прежнему будет утверждать, что она пришла домой в два, свидетельские показания Адама рухнут. Не может он, выступая на суде, противоречить словам Стеллы. В груди у меня словно бы все залито цементом.
Микаэль тянет за узел галстука. Пот начинает проникать через рубашку. Сейчас станет ясно, удалось ли ему выполнить свою задачу.
– Вы даже примерно не знаете, сколько было времени? – спрашивает Янсдоттер.
Стелла чуть заметно поджимает губы:
– Что-то около половины двенадцатого или ближе к двенадцати. Типа того.
Цементный блок в моей груди перестает давить, воздух проникает в легкие.
– На допросе вы сказали, что пришли домой в два часа ночи, – сурово говорит Янсдоттер. – Это не соответствует действительности?
Стелла опускает глаза:
– Я сказала так, чтобы наказать папу.
Похоже, Янсдоттер искренне удивлена.
– Поясните.
– Когда я узнала, что папа дал мне алиби, я захотела выставить его лгуном.