– Ты отправил сообщение Гаррету, потому что вы с ним друзья?

– Я ведь уже говорил – у меня нет друзей, и я даже не очень понимаю, что такое дружба. С Гарретом мы знакомы по серфингу. Он катается в Северном Малибу, я тоже – там обычно хорошие волны, и мне туда близко, только через каньон переехать. – Вторая улыбка за день. – Спорить готов, вам и в голову не пришло бы, что я занимаюсь серфингом. Бейсболист я дерьмовый, баскетболист и того хуже, а вот с доской управляюсь не так уж и плохо.

– Ты, Чарли, просто кладезь сюрпризов.

– Вы так в письме и напишете?

– А я все-таки буду писать письмо?

– Если вас интересует мое мнение, то не стоит. Весь этот процесс отбора – чушь собачья, к тому же еще корыстная и позорная чушь. Сами видели, к чему оно приводит.

– Отдельные негодяи заражают своей гнилью все, к чему прикоснутся.

– Прогнила насквозь вся система, – возразил Чарли. – Богатые получают все больше, бедные – все меньше. Только не подумайте, что я – социалист, или анархист, или еще какой-нибудь «ист». Все эти системы загнивают ровно с той же скоростью. Я всего лишь стараюсь беспристрастно смотреть на вещи.

Мы продолжили прогулку.

– А почему ты решил, что Трис и Кью и есть убийцы? – наконец спросил я.

– Ну, я не первый день их знаю, плюс к тому злоба – нет, ярость – в их голосах, когда они говорили об Элизе Фримен. Если еще вспомнить про фальшивые SAT, многое встает на свои места.

– Вся Академия знала про мошенничество?

– За всех я не ручаюсь, но кто не идиот, должен был догадаться. Чтобы Трис сдал на тысячу пятьсот восемьдесят баллов? А Кью – на тысячу пятьсот двадцать? Вероятность примерно та же, как для меня встречаться с супермоделью.

– Значит, ты их заподозрил, но отцу ничего не сказал?

– Ему – в последнюю очередь. Он тревожился бы лишь о том, как это повлияет на мое поступление в Йель.

– Вместо этого ты сам стал звонить в полицию.

Молчание.

– Не слишком-то храбро с моей стороны, да?

– Первый звонок так или иначе был довольно абстрактный. Три даты.

– «Абстрактный» в данном случае означает «бесполезный», – Чарли вздохнул. – Никто ничего не понял.