Проголодавшись, София съела только хлопья с молоком и продолжила убираться, пока не прошлась по всем комнатам. Решила, какую комнату займет. Повесила запасные джинсы и футболки в шкаф.
Когда она копалась в рюкзаке, ее рука наткнулась на коробочку с диктофоном. Восторг сразу охладел. Она улеглась на диван в гостиной, подсунула под затылок подушку и, еще не начав слушать, содрогнулась. Ей не хотелось впускать Освальда в этот симпатичный домик. Но София нажала на «Пуск» – и раздался голос, который она научилась слушаться, бояться и ненавидеть. Он загрохотал между стенами, поначалу серьезный и официальный.
«Это – набросок романа, который я собираюсь написать в будущем. Поэтому то, что не основано на моей реальной жизни, несущественно».
Потом голос изменился. Казалось, будто Освальд погрузил себя в транс, поскольку говорил несколько вяло, точно в полузабытьи.
«Я даю шмелю немного полетать в маленьком аквариуме. Шмель пытается выбраться наружу, сердито жужжит, но лишь ударяется о стенки. Потом, ненадолго сдавшись, он неподвижно сидит на лежащем на дне аквариума куске линолеума».
У нее закружилось в голове.
На диване лежал плед; София завернулась в него, поскольку, хотя на улице было по-прежнему тепло, в домике вдруг показалось немного сыро. Когда запись продолжилась, она начала что-то понимать, поскольку теперь голос описывал картину из прошлого, разыгрывавшуюся в знакомых ей местах.
Голос все звучал и звучал без конца, останавливаясь лишь ради пущего эффекта. Проклятый голос говорил об убийстве людей так, как говорят о приготовлении чашки кофе. Тем не менее София продолжала слушать. Интересовалась, к чему идет дело, и страшилась того, чем это закончится.
Когда запись кончилась, пришли слова.
– Черт побери, черт побери, черт побери! – громко произнесла София.
Она полежала, уставившись в потолок. Поняла, что боится. Подобного страха ей испытывать еще не доводилось. Возникло ощущение, что вот сейчас окна в домике разлетятся вдребезги, и Он внезапно окажется здесь, глядя на нее глазами убийцы…
София встала с дивана и заперла обе двери. Покопалась под раковиной, пока не нашла кусок картона, который прикрепила кнопками к разбитому окошку. На всякий случай приставила к двери стул. И принялась расхаживать по дому, не зная, что ей делать.
Что-то в записи не давало ей покоя. Что-то, казавшееся поначалу несущественным, теперь никак не отпускало ее. Она прижала ладони ко лбу. Попыталась включить мозг. И тут в голове всплыли слова: