— Врачебный пенсионный фонд, — проговорил я. — Джонс распоряжается и им, так ведь?
Хененгард поставил чашку на стол.
— Устав больницы гласит, что это его компетенция.
— И что он с ним сделал? Превратил его в собственную копилку?
Хененгард молчал.
Майло пробурчал:
— Вот дерьмо.
— Что-то в этом роде, — подтвердил Хененгард, нахмурившись.
— Размеры пенсионного фонда выражаются восьмизначным числом? — спросил я.
— Весьма солидным восьмизначным числом.
— Ну так расскажите, как это возможно?
— Немного везения, немного умения, но главным образом — простое течение времени, доктор. Вы когда-нибудь считали, сколько дает тысяча долларов, положенная сроком на семьдесят лет на сберегательный счет с пятью процентами годовых? Попробуйте как-нибудь. Врачебный пенсионный фонд составляет семидесятилетнюю стоимость корпоративных облигаций и акций с голубой каймой, которая возросла в десять, двадцать, пятьдесят, сто раз, которая бессчетно дробилась, по которой выплачивались дивиденды, в свою очередь, вновь инвестируемые в этот фонд. Со времен Второй мировой войны рынок акций стабильно укреплялся. В этом фонде имеются такие сокровища, как акции компании Ай-Би-Эм, в свое время купленные по два доллара за штуку. Акции «Ксерокса» по одному доллару. И в отличие от коммерческого инвестиционного фонда здесь почти ничего не выплачивается. Устав гласит, что фонд нельзя использовать для оплаты больничных расходов, поэтому единственный отток денег — это выплаты уходящим в отставку докторам. А это всего-навсего тоненькая струйка, потому что устав также сводит к минимуму выплаты тем, кто уходит, не отработав в этой больнице двадцать пять лет.
— Фактическая структура такова, что всякий, покидающий больницу раньше установленного срока, не получает ничего, — сказал я, вспомнив слова Эла Маколея о том, что он не заработал никакой пенсии.