— Профессор, вы готовы нам помочь?

Тарджен, не притронувшись к чаю, достала блокнот.

— Да. После нашего разговора по телефону я посмотрела ряд досье и думаю… м-м-м… Думаю, что один человек, может статься… извините.

Мартин распадалась на части. Обхватив руками колени, она горестно смотрела на свои папки. Когда она вновь попыталась заговорить, ее глаза были влажны от слез. Растерянность и боязливое смятение ее буквально оглушали, сковывали движения и мысли.

— Меня беспокоит вопрос конфиденциальности «доктор — пациент».

— Но вы же им не врач? — уточнила Тарджен.

— Да, но с каждым объектом исследования я заключаю соглашение. Все эти люди вызвались участвовать добровольно.

— Профессор, подходит ли профиль, предложенный ФБР, к кому-либо из ваших подопечных? — Сидовски медленно, со значением постукал пальцем по папкам. — Если нужно, у нас есть ордер.

Мартин оглядела Тарджен и Сидовски. В ее глазах стояла молчаливая горесть узнавшего, что под кожей человека, казалось бы, хорошо знакомого вам, обитает темная сила. Это выражение Сидовски не раз видел на лицах родственников убийц, когда те боролись со своим, в сущности, беспричинным стыдом и раскаянием.

Это была мольба разбитого сердца:

«Пожалуйста, не судите нас».

«Как же мы могли это проглядеть?»

«А что мы могли сделать?»

Это мучение поглощало их, словно это они помогали вонзать нож, нажимать на курок или затягивать удавку. На них каменным гнетом наваливались вина и боль, делая их невольными соучастниками и жертвами, до конца своих дней обреченными медленно, по частям умирать.

Опустив глаза, Мартин кашлянула и тыльной стороной ладони провела по лицу. Со стопы она сняла верхнюю папку, раскрыла и теперь рассеянно перелистывала желтые страницы своих записей.

— Это мое досье на Эдварда Келлера. Он тоже был участником моих исследований. Со свободным посещением. Самый необычный в моей практике случай длительной реакции горя, с интенсивностью до стадии бреда.

— Профессор, я вас прошу, — участливым голосом сказал Сидовски. — Его профиль соответствует?

Мартин сухо сглотнула.

— Сидит как влитой.

Ей потребовалось всего несколько минут, чтобы пересказать историю Келлера и все остальное, что она о нем знала: его фантазии, религиозные задвиги, подозрительность при появлении Тома Рида, когда тот приехал писать статью о группе скорбящих; требование Келлера его не снимать и не упоминать его имя; о его скандальной выходке перед уходом.