– Побудь немного мной…
И поцеловала его.
* * *
Пальцы господина сжимаются на игральных костях, его ногти покрыты черным лаком.
Пальцы господина сжимаются на игральных костях, его ногти покрыты черным лаком.
Тишина висит в зале душным туманом. Тонкая рука наклоняется… медленно, медленно… и из нее на стол выпадают кости… тук-тут-тук. Они ударяются друг о друга, вращаются, замирают.
Тишина висит в зале душным туманом. Тонкая рука наклоняется… медленно, медленно… и из нее на стол выпадают кости… тук-тут-тук. Они ударяются друг о друга, вращаются, замирают.
Двойка. И четверка.
Двойка. И четверка.
Оскар чувствует непонятное облегчение, когда человек обходит стол и встает перед строем мальчиков, как генерал перед своей армией. Голос его бесцветен – ни низок, ни высок, – когда он вытягивает длинный указательный палец и начинает считать, двигаясь вдоль ряда.
Оскар чувствует непонятное облегчение, когда человек обходит стол и встает перед строем мальчиков, как генерал перед своей армией. Голос его бесцветен – ни низок, ни высок, – когда он вытягивает длинный указательный палец и начинает считать, двигаясь вдоль ряда.
«Один… два… три… четыре…»
«Один… два… три… четыре…»
Оскар смотрит влево, на тех, кого уже посчитали. В позах мальчиков чувствуется расслабленность, свобода. Всхлип. Сосед Оскара сжимает плечи, губы его дрожат. Он шестой. Теперь Оскар понимает свое облегчение.
Оскар смотрит влево, на тех, кого уже посчитали. В позах мальчиков чувствуется расслабленность, свобода. Всхлип. Сосед Оскара сжимает плечи, губы его дрожат. Он шестой. Теперь Оскар понимает свое облегчение.
«…пять… шесть… и… семь!»
«…пять… шесть… и… семь!»
Палец указывает на Оскара. Человек смотрит ему в глаза. Улыбается.
Палец указывает на Оскара. Человек смотрит ему в глаза. Улыбается.
Нет!