– Нечеткие?

– Ну, не в фокусе. – Он медлит. – С ними вообще было что-то не так. Словно сняты не под тем углом. Шанталь установила камеру на треноге, невысоко. А фотографии выглядели так, будто сняты сверху.

Я сразу вспоминаю про потолочные камеры в лофте и спрашиваю:

– Насколько сверху?

– С высоты роста. Я подумал, что она сделала их на телефон, когда мы не видели. Я же говорил: когда мне по почте пришел конверт, я решил, что это та самая игра в шантаж, о которой я просил. Но по телефону Шанталь отрицала, что отправила мне фотографии. Я описал их, и она сильно расстроилась, заявила, что вообще таких не делала, и повесила трубку.

Он смотрит на меня.

– Если она их не делала, то кто делал? Тот, второй парень? Зачем? – Кажется, Карл даже протрезвел. – Чего этот фотограф хотел добиться? Ведь не было никаких требований.

– Не знаю, Карл. Возможно, просто глупая шутка. У Шанталь на потолке были установлены камеры системы безопасности. Думаю, снимки сделаны с них. Насколько я понимаю, едва ты описал снимки, Шанталь поняла, что кто-то использует камеры, чтобы шпионить. Полагаю, именно это ее выбило из равновесия, заставило спешно распродать вещи и съехать.

Он ошеломленно спрашивает:

– То есть, когда она сказала, что не посылала мне никаких фотографий, она не соврала?

– Похоже, что так…

Еду на экспрессе домой. Мне не по себе. Все указывает на Джоша, главного подозреваемого Скарпачи, которого я все это время защищала, несмотря ни на что. До сих пор в голове не укладывается. Джош сказал, что любил Шанталь… Впрочем, чего он только не говорил! Я не знаю, чему верить. Зато точно знаю: нужно позвонить Скарпачи и пересказать разговор с Карлом. А к выводам он пусть приходит сам. Ведь есть же вероятность, что к камерам Шанталь имел доступ кто-то еще! Даже если Джош и вправду послал Карлу эти снимки – не обязательно, что убил именно он? Я напоминаю себе: когда ее убили, он ездил к детям в Лос-Анджелес.

Выхожу из экспресса и плетусь домой. Жара сегодня вечером просто отупляющая. Замечаю, что птицы на ветвях юкки не находят себе покоя. Слышу клекот в небе и задираю голову: чайки кругами носятся над домами, как гигантские летучие мыши.

В вестибюле никого нет. Стиль ар-деко – пол в желтую и черную плитку, латунная отделка лифта, светильники в форме геометрических фигур, большая люстра каскадами. Все блестит и сверкает. Здесь, внизу, всегда ощущение роскоши и упадка. Смотрю на стойку консьержа, от которой по утрам Кларенс приветствует спешащих по рабочим местам обитателей офисов.

Вызываю лифт. Двери открываются с резким лязгом, свет внутри кабинки слепит глаза. Нажимаю кнопку последнего этажа. Лифт вздрагивает и начинает ползти вверх. Я прислоняюсь к стене и думаю, отчего так странно меняется освещение.