Руперт чувствовал себя безоружным – он не мог даже выпрямиться, не говоря уже о том, чтобы продержаться в боксерском поединке еще несколько раундов. Он спрятался за Веллера.

Веллер пытался сохранять спокойствие.

– Мы из полиции, – он показал удостоверение. Это нарушало все договоренности с Уббо Гейде, но Веллер хотел выиграть время.

– Даже если это удостоверение – не подделка, вы прекрасно знаете, что не имеете права здесь находиться, господин Веллер. Разрешения на обыск у вас точно нет.

– Если вам нечего скрывать, почему вы просто не дадите мне поговорить с женой?

Шнеебергер повторил ему, словно глухому:

– Вашей жены здесь нет.

В Веллере спорило два голоса. Один говорил, что Веллер ведет себя как идиот, и еще об этом крепко пожалеет. Второй призывал вытащить пистолет и силой заставить Шнеебергера показать ему каждую комнату в клинике.

– Будьте благоразумны, господин Веллер. Сейчас мы вместе дождемся полиции. Если это действительно ваши коллеги, сложностей не возникнет.

Здоровяк, которому Руперт врезал в нос, пропыхтел с важным видом:

– И не думайте, что сможете улизнуть! Мы будем крепко держать вас, пока не приедут копы.

Открылась дверь, но вошел не полицейский, а Бобби Браун, вернувшийся от врача. Его правая рука была в гипсе. Голова трещала, несмотря на принятое обезболивающее. Все еще слишком увлеченный собой и нападением, он не сразу понял, насколько изменилась ситуация. А может, еще слишком сильно действовало успокоительное. В любом случае, он сказал:

– Эта стерва сломала мне два пальца и руку. К тому же у меня сотрясение мозга, и они хотели оставить меня в больнице, но я…

Веллер сложил два и два. Человек со сломанной рукой. Рана над бровью у Шнеебергера.

И заорал на весь этаж:

– Анна Катрина! Мы здесь! Ты где?

Прислушался, но ответа не последовало.

За одной из дверей кто-то захихикал, в другую – ударили ногой.

Веллер подскочил к Шнеебергеру, заломил ему руку и поставил его перед собой, словно живой щит.

– Итак, докторишка. Скажу открытым текстом.