— Они были вместе, я смог поговорить с Индианой, объяснил ей, что не убивал Келлера, хотя и ударил его, что верно, то верно, и теперь должен скрываться, потому что меня считают виновным.

— Что она ответила?

— Сказала, что не нужно ничего объяснять, что она никогда во мне не сомневалась, и умоляла пойти в полицию. Я, разумеется, отказался и взял с нее обещание не выдавать меня. Был не самый удачный момент для признания, Келлер несколько часов как умер, но я не смог удержаться и заявил, что обожаю ее и, когда все выяснится, буду изо всех сил стараться, чтобы она полюбила меня. Но это теперь не важно, Педро. Теперь главное — выручить ее.

— Она отсутствует всего несколько часов…

— Она в серьезной опасности! — воскликнул Миллер.

— Думаешь, ее исчезновение связано со смертью Келлера?

— Без сомнения, Педро. И, исходя из характерных черт убийства Келлера, я уверен, что этот же человек совершил и другие преступления.

— Не вижу никакой связи между Индианой и этим серийным убийцей.

— В данный момент и я не вижу ее, но, поверь, Педро, эта связь существует. Мы должны немедленно найти Индиану. Свяжи меня с Амандой.

— С Амандой? Девочка очень расстроена, не знаю, чем она может тебе помочь.

— Сам увидишь чем.

Апрель

Апрель

Воскресенье, 1 апреля

Главный инспектор, одетый в спортивный костюм, в сопровождении дочери, которая отказалась оставаться дома и тащила с собой в сумке Спаси-Тунца, отправился в Норт-Бич. Из машины позвонил Петре Хорр, рассказал, что происходит, прекрасно осознавая, что в воскресенье у ассистентки выходной и она не обязана помогать, и попросил скинуть ему имена и телефоны всех целителей из Холистической клиники, а также пациентов Индианы и в придачу данные о Педро Аларконе: все это было записано и хранилось в убойном отделе с тех пор, как Миллер был объявлен в розыск. Через десять минут он припарковался в двойном ряду машин перед зеленым зданием с окнами цвета куриного помета. Главный вход оказался открыт: некоторые целители принимали и по выходным тоже. В сопровождении Аманды, которая будто бы вернулась в детство — шла понурив голову, сосала палец, натянула капюшон куртки до самых бровей, вот-вот готовая расплакаться, — инспектор вприпрыжку поднялся на два этажа и по стремянке залез на чердак к Матеушу Перейре, попросить у него ключ от кабинета Индианы.

Художника явно сдернули с постели, он явился голым, прикрывая срам ветхим полотенцем, обернутым вокруг бедер; растаманские косички торчали во все стороны, как змеи на голове горгоны Медузы, а на лице застыло отсутствующее выражение человека, покурившего что-то более крепкое, чем табак, и забывшего, какой нынче год; но такая небрежность не отнимала гордой стати у этого мужчины с влажными глазами и чувственным ртом, красивого, как бронзовая скульптура Бенвенуто Челлини.