У меня была лучшая на свете мать, полностью посвятившая себя мне: она меня обожала, заботилась обо мне, защищала меня. Что стало бы со мной без этой святой женщины? Она была для меня и матерью, и отцом. Вечером, поужинав и проверив у меня уроки, она мне читала сказку, мы молились, потом она укладывала меня в постель, целовала в лоб и говорила, какая я красивая, хорошая девочка. Утром, перед тем как идти на работу, давала задание на день, показывала, что нужно выучить, обнимала меня на прощание, крепко-крепко, будто боялась, что мы не увидимся больше, и, если мне удавалось не расплакаться, давала карамельку. «Я скоро вернусь, любовь моя, веди себя хорошо, никому не открывай дверь, не подходи к телефону и не шуми, соседи уже начинают шептаться, у людей, знаешь ли, злые языки». Эти меры предосторожности предпринимались для моего же блага, снаружи подстерегали бесчисленные опасности, преступления, насилие, несчастные случаи, микробы, верить никому нельзя — так мама учила меня. День тянулся медленно. Не помню, как проходило время в мои первые годы, кажется, она сажала меня в манеж или привязывала веревкой за пояс к ножке стола, как собачку, чтобы со мной не случилось ничего худого, и оставляла игрушки и еду, так чтобы можно было дотянуться; но с первыми проблесками разума это уже было не обязательно, я научилась развлекать себя сама. Когда она уходила, я убиралась в квартире и стирала белье, но еду не готовила: мама боялась, что я порежусь или обожгусь. Еще смотрела телевизор и играла, но прежде всего делала уроки. Я училась дома, мама была хорошей учительницей, я быстро усваивала и, когда в конце концов пошла в школу, была более подготовленной, чем другие дети. Но это случилось позднее.