Уже в сумерках Йона подъехал к институту судебной медицины. Висячий фонарь раскачивался на ветру, и свет метался по почти пустой парковке туда-сюда.

Йона вылез из машины, застегнул пиджак поверх наплечной кобуры и зашагал к двери.

Когда Йона вошел в секционную, Нолен как раз стягивал одноразовые перчатки.

– Ну что, идешь?

– Ты знаешь, что тут произошло? – Нолен отправил перчатки в мусорную корзину.

– Единственное, что я знаю, – это что Вальтер до сих пор жив. Расскажешь в машине.

– Присядь, – хрипло попросил Нолен и указал на металлический стул.

– Я собираюсь ехать сейчас же, – нетерпеливо ответил Йона, однако осекся, увидев выражение лица профессора.

Нолен печально взглянул на него, тяжело вздохнул и стал рассказывать, что произошло после отъезда Йоны.

Йона, окаменев, слушал Нолена: никто не верил в возвращение Вальтера из-за белорусской видеозаписи, где охранника убивает человек, называющий себя Бобром.

Когда Нолен снял очки и сказал, что Валерии так и не выделили охрану, Йона тяжело сел на стул и закрыл лицо руками.

Нолен пустился объяснять, что версию Йоны отвергали, потому что все говорило против нее: фотографии, метод и свидетели указывали на Бобра как единственного преступника.

Имя Юрека всплыло, лишь когда обнаружили могилу церковного сторожа. Полиции стало известно, что раненого Юрека лечила сестра сторожа и что она же ампутировала Юреку руку.

Йона опустил руки и встретил усталый взгляд Нолена. Теперь лицо Йоны ничего не выражало, а светло-серые глаза стеклянно поблескивали.

– Мне надо идти, – тихо сказал он, однако не двинулся с места.

Нолен продолжил рассказ: теплицы, детский клуб. Йона медленно кивал, слушая, как погиб отец Саги.

Когда Нолен сказал, что Пеллерина исчезла, а ее телохранительница убита, Йона вышел из секционной и быстро зашагал к выходу.

Нолен бегом догнал его на парковке и сел на пассажирское сиденье, когда машина уже готова была тронуться с места.

Зимний вечер казался мрачным и незнакомым, словно кто-то изорвал реальность в клочья и заменил ее одиноким, всеми покинутым миром.

Они ехали по мокрым темным улицам, мимо парков, где стояли на холоде пустые детские горки и лесенки.