– Ой, – говорит она, – разве инспектор Галлахер вам не говорила?

– О чем?

– Мы исключили Скотта. В его машине нет ДНК – ни Фейт, ни Саши. Это был не он.

Я отворачиваюсь к экрану, чтобы Сомер не видела мое лицо. Понимаю, Галлахер сделала это неумышленно, но никому не нравится выглядеть идиотом. Особенно перед своей командой. Моей командой. Не командой Галлахер – моей. Той, которая должна будет работать под моим началом после того, как она заберет свои папки в отдел особо опасных преступлений.

– Уверена, она собиралась вам сказать. Просто… ну… сегодня с самого утра какое-то сумасшествие.

– Все в порядке, Сомер. Честное слово. – Но я не оборачиваюсь к ней. И не собираюсь оборачиваться. По крайней мере до тех пор, пока не почувствую, как схлынул приливший к лицу жар. Но тут до меня доходит то, что в буквальном смысле у меня перед глазами, и я поворачиваюсь к Сомер.

– Подожди, я что-то не понимаю. Если Галлахер исключила Скотта, с какой стати вы вообще тратите время на допрос?

На этот раз она не отводит взгляд.

– Возможно, инспектор Галлахер решит предъявить ему обвинение в домогательстве.

Я хмурюсь.

– Даже несмотря на то, что девушка, которую он преследовал, умерла? Доказать это будет очень непросто.

– Понимаю, сэр, но инспектор Галлахер обеспокоена тем, что Скотт может снова взяться за это. А если учесть, что он учитель… – Сомер пожимает плечами. – Инспектор Галлахер надеется на то, что показаний миссис Паркер будет достаточно нам для возбуждения дела.

Все это вполне разумно. Вот только слово «нам» по-прежнему причиняет боль. Потому что я не причастен к этому, даже несмотря на то, что Виктория Паркер приехала именно ко мне. Теперь это «они» и «я», а не «мы».

Сомер снова поворачивается к монитору и вздыхает.

– Но даже со свидетельницей дело будет из серии «он сказал – она сказала».

Я по-прежнему не отрываю взгляда от экрана. Затем медленно говорю:

– Позвони в школу Блаватника. И попроси записи камер видеонаблюдения.

* * *