– Кажется, придется в очередной раз пересмотреть свое прошлое, – сказал Данте, передавая ей термос с напитком, который называл лучшим кофе по-ирландски в мире: ирландский виски шестидесятилетней выдержки, смешанный с кофе «Кения кона» средней прожарки. – Если оно вообще у меня было.
После первого же глотка у Коломбы закружилась голова.
– Одно можно сказать точно: ты не Данте Торре.
– Как бы не так. Я это имя заслужил. – Он забрал у нее термос и сделал еще несколько глотков. – Я убил единственного человека, который знал, кто я.
– И который останется загадкой даже после смерти.
– У каждого доктора Франкенштейна есть свой верный Игорь[46], но, будем надеяться, что-нибудь всплывет… – Он посмотрел на свои руки, одну из которых обтягивала дорогая перчатка. – Не думал, что я на такое способен. Но похоже, в чрезвычайных обстоятельствах каждый готов пойти на убийство.
Будучи в розыске, Данте изучал найденные на заброшенном заводе бумаги. Заключения были написаны в месте с невинным названием «Голубая вилла», которое представляло собой нечто вроде детского концлагеря под началом психиатра, который так любил подключать клеммы с проводами к мошонкам сорванцов и наказывать их ударами тока, что заслужил прозвище Доктор Штекер. В тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, когда был принят закон Базальи[47], «Голубую виллу» закрыли, и Отец предложил свои услуги семьям, предпочитавших иметь сыновей, которых им не пришлось бы стыдиться. Родителей Чезаре посадили за решетку, и многих других ожидала та же судьба.
Когда соседка Ромеро вышла из комы, посадили и ее. Разумеется, Лео она никогда не видела: ее подкупил Томми, на полученные от которого деньги она купила куклу-пупса, принятую Коломбой за настоящего младенца. У девушки никогда не было сына, и она так дорожила своей игрушкой, что бросилась в огонь, чтобы ее спасти… и едва не сгорела сама.
– Просто невероятно, что Томми всех нас уделал, – сказала Коломба. – Не могу поверить, что, когда я была в квартире Ромеро, мне звонил он. Я была так уверена, что говорю с Лео!
– Я тоже отлично подражаю голосам. Я никогда не показывал тебе Микки-Мауса? – Данте с горечью улыбнулся. – КоКа, меня тоже обманули. Я разыскивал великого старика, предводителя наемников, а не собственную карикатуру. Тебе хотя бы есть чем оправдаться. Материнский инстинкт. Тикают биологические часы.
– Дурак! Но он и правда выглядел как подросток. И никто из врачей, которые его осматривали, ничего не заметил.
– У Томми был отличный протез. К тому же тщательному обследованию его никто не подвергал. Откуда им было знать, что искать? А когда директриса интерната стала слишком упорно настаивать на обследовании, он приказал ее убить. Кстати, я отправил Лупо бутылку виски. Он ее заслужил. Он единственный, кто ему не доверял.