– Я перезвоню, – невнятно выговорил он, ответив на четвертом гудке. На заднем плане слышалась разноголосая болтовня, звон бокалов, грохот музыки.

– Адам?

Но он уже разъединился.

Прошло десять минут, но он так со мной и не связался. Пришлось снова звонить ему самой.

– Ну. – Вот и все, что он сумел из себя выдавить. Теперь вокруг него было потише, и я слышала, как его дыхание время от времени пресекается, словно он что-то втягивает в себя и потом выдыхает.

– Адам?

– Да, – нетерпеливо бросил он, словно куда-то торопился. – Что такое?

Я изо всех сил пыталась сохранять хладнокровие, хотя Поппи надрывалась, и моему мозгу, с недавних пор включившему материнский режим, лишь с огромным трудом удавалось как-то укладывать все происходящее в должную перспективу.

– Просто хотела узнать, долго ли ты еще, – пояснила я.

– Зачем? Я что-то пропускаю? – осведомился он.

Я заставила себя дышать глубоко и ровно.

– Нет, я просто хотела понять, ложиться мне или нет.

– Ты что же, притомилась? – По его тону я чувствовала, что он пытается острить.

– Да, совершенно вымоталась.

– Так чего же ты ждешь?

– Ладно, проехали. – Терпение мое истощалось. – Делай как знаешь, черт побери.

– Спасибо, так и сделаю.

Вот какие слова я успела услышать, прежде чем разъединиться.

Конечно, я могла бы закатить ему истерику, но он слишком набрался, чтобы до него дошло. И потом, я только сама больше расстроюсь. Пускай торчит там сколько хочет, раз уж ему приспичило быть занозой в заднице. В пьяном виде он будет мне только мешать, а у меня и так полно забот: вот-вот явится Памми.