– Сама можешь поступать как знаешь, но я беру ее.
Я не могла допустить, чтобы Поппи отправилась без меня. Добредя до платяного шкафа, я вытащила ситцевое платье с лиловым принтом: я так и не вынимала его из чехла, в котором оно пришло из химчистки. До этого я его надевала всего один раз, в начале беременности. Слегка присобранное в талии, оно оставляло достаточно пространства для маневра, позволяя мне замаскировать еще не втянувшийся после родов живот и не казаться слишком толстой.
– Как, сойдет? – спросила я, прикладывая к себе этот наряд и зная, что от меня потребуется некоторое усилие: чтобы вынести целый день в обществе его семейки, мне, по крайней мере, надо сделать так, чтобы он снова стал со мной разговаривать.
Он кивнул, чуть-чуть улыбнувшись, хотя я не знаю, чего было больше в этой улыбке – самодовольства или облегчения.
В машине мы вели пустые разговоры на такие нелепые темы, как погода и цены на недвижимость. Потом я стояла на тротуаре, а он вынимал Поппи из детского кресла. Он взял меня за руку, мы повернулись и пошли к церкви. Я невольно улыбнулась при мысли о том, что Памми предстоит увидеть, как мы выступаем единым фронтом. Впрочем, сама я не верила ни в какое единство.
Разумеется, лицо ее дернулось, когда она увидела, как мы направляемся к ней и Джеймсу. Она заранее раскинула руки, чтобы обнять Адама. Мы с ней не дали себе труда хотя бы символически поприветствовать друг друга.
– Джеймс, – выговорила я. Он наклонился, чтобы неловко чмокнуть меня в щеку.
– Привет, старина, – сказал он Адаму, пожимая ему руку.
– Волнуешься? – спросил Адам.
– Страшное дело, – засмеялся Джеймс.
– А как там Кейт? – осведомился Адам.
Я уже не слышала его ответа. Я думала о письме, хранящемся у меня в папке «Черновики»:
Дорогая Кейт, прости, что мне понадобилось так много времени, чтобы наконец тебе написать, но я пыталась подобрать нужные слова. Мы почти не знаем друг друга – и тем не менее у нас так много общего. Наверное, ты уже понимаешь, что, решив связать судьбу с семьей Бэнкс, ты навлекаешь на себя проблемы, которые ни в коем случае нельзя недооценивать. Твою любовь к Джеймсу снова и снова будут подвергать сомнению, и на твоем пути будут постоянно ставить барьеры. В попытке изгнать тебя из его жизни будут пущены в ход все средства. Никакой поступок не будет считаться слишком жестоким и подлым – лишь бы унизить тебя, запугать тебя, заставить почувствовать себя никчемной. Еще не поздно увидеть, какую ошибку ты совершаешь. Я забочусь лишь о твоих интересах. Беги, пока у тебя еще есть эта возможность. Целую, Эмили.