Я никак не могла взять в толк, что тут творится. Может, они заодно? Может, они это с самого начала замышляли?
– Отдай мне ребенка! – Я попыталась подняться, но Адам, встав между нами, толкнул меня, и я снова опустилась на пол.
– Все кончено, – повторила Памми. Голос у нее дрожал.
– Дай ее мне! – вскрикнула я снова. Мне отчаянно хотелось опять ощутить ее у себя на руках. Мысленно я уже перемотала пленку вперед: вот Памми бежит вниз по лестнице, на улицу, не выпуская из рук моего ребенка. Куда она направляется? Я не знаю. Казалось, сердце у меня уже перестало биться. Казалось, оно мертвым грузом висит у меня в груди.
– Пожалуйста, – молила я, протягивая к ней руки.
– Мама, – произнес Адам неожиданно спокойно. – Дай ее мне.
– Я знаю, что ты сделал, – проговорила она. – Я тебя видела.
– Мама, не надо глупостей, – откликнулся он, словно предостерегая ее. – Дай мне Поппи.
Снова хлопнула входная дверь.
– Мам, Эмили… полиция уже едет, – задыхаясь, крикнул Джеймс, поднимаясь на верхнюю площадку. Еще не доходя до нее, он кинул на меня взгляд сквозь балясины и пробормотал: – Господи.
Мы, все четверо, просто застыли на месте, словно бы удерживая позиции во время сражения, взвешивая, на что каждый из нас способен. И первой заговорила Памми. Но она произнесла слова, которых я совсем от нее не ожидала.
– Эмили, подойди сюда и возьми Поппи, – сказала она.
Я перевела взгляд с нее на Джеймса, потом – на Адама. Он по-прежнему высился надо мной. Я на четвереньках поползла к Памми, и, как только села рядом с ней, привалившись спиной к стене, она осторожно передала мне ребенка. Я прижала Поппи к себе, вдохнула ее запах.
– Я тебя видела, Адам, – повторила Памми. – И ты меня видел. Все кончено.
– Какого черта, что происходит? – спросил Джеймс.
– Я была в ту ночь у вас дома, – сказала она Адаму. – Когда умерла Ребекка.
Плечи у нее затряслись: наконец она дала волю слезам.
– Я слышала, как ты ее подначивал, хотя она уже задыхалась… Видела, как ты отказывался дать ей ингалятор.
Я так и ахнула. А у Джеймса вырвалось:
– Что?