Но то, что могло бы служить примером успешного хозяйствования, с точки зрения президента, следовало считать “гнездом иностранных эксплуататоров”. Отстаивая собственную модель коллективной собственности, Чавес объявил таким хозяевам:

– Я призываю вас обсудить ситуацию с министром сельского хозяйства – и чтобы без всяких там протестов! Потому что вас уже давно предупредили: будете и дальше завышать цены на удобрения и семена – я у вас все отниму! – И следом Чавес бросил призыв, которого народ с таким нетерпением ждал: – Будем экспроприировать! – И чтобы показать, что приказ его не имеет обратной силы, дал вышеупомянутому хозяйству новое название, не менее патриотичное, чем само его решение: “Агрородина”.

Моника проследила, как пошли там дела после экспроприации – с самого первого дня. И через несколько месяцев набралось уже достаточно фактов, чтобы сравнить прошлое и настоящее этой самой “Агрородины”. Там, где прежде был склад, просторный и богатый по ассортименту, сейчас царило запустение.

– А вот сооружения и оборудование, которые, по словам Чавеса, ныне принадлежат народу, – прокомментировала Моника следующие кадры.

Затем место действия резко меняется, и теперь на экране появляется маленькое хозяйство в некой части сельской Венесуэлы: поросшая кустарником, сухая и ничего не родящая земля. Полтора гектара такой земли принадлежат дону Сегундо, очень бедному фермеру, который жалуется журналистке:

– Раньше я сажал на этом кусочке земли помидоры. Когда президент национализировал “Агрикола Канариас”, я, честно признаюсь, сперва обрадовался, потому что Уго пообещал, что будут снижены цены на все: на семена, на удобрения и пестициды. Да, а еще он сказал, что семена нам дадут и вовсе даром. Нет, я никогда не желал зла прежним хозяевам, но мне казалось, что, если правительство купит у них землю и снизит цены, мне будет только лучше. Вот и дождался!

По ходу интервью дон Сегундо показывает пришедший в негодность инвентарь, который сам он починить не сумел, высохшие оросительные канавы, сорняки, окаменелую землю.

– Грустно об этом думать, но при прежних хозяевах я твердо знал, что худо-бедно, но соберу урожай, ведь они давали в долг семена, удобрения, ядохимикаты… А я потом постепенно расплачивался с ними. Если у меня ломались мотыга или цапка, тотчас присылали новые, потому что знали меня как добросовестного плательщика. Нельзя сказать, чтобы мы шиковали, однако на те деньги, которые я выручал за помидоры, нам с женой удавалось очень скромно, но жить. А теперь она заболела, серьезно заболела, и, как вы понимаете, при нынешних ценах на лекарства… Разве они сегодня кому-нибудь по карману?