Их действия застали Брито врасплох, и поначалу он не оказал никакого сопротивления этому грабежу, но по прошествии нескольких дней решил искать помощи у закона. Он без устали ходил по судам и редакциям газет. Говорил, что ему обещали заплатить за экспроприированную землю, но так ничего и не заплатили. Обвинял правительство в том, что оно разорило его семью.

Обивая пороги разных учреждений в Каракасе, Брито познакомился с Моникой Паркер, и она решила рассказать его историю телезрителям. Журналистка сопровождала его, когда он решил вернуться домой и продолжать жить на захваченной ферме, хотя новые обитатели смотели на него как на врага. Многих крестьян привезли сюда из разных дальних деревень. Он никогда раньше не видел этих людей, но они обращались с ним с мстительной жестокостью – по-революционному. Понятно, что захват был хорошо организован человеком, близким к правительству. Но тяжелее всего для Брито было наблюдать, как шли прахом годы его работы. Решив воспринимать все стоически, он попытался сделать так, чтобы новые владельцы поддерживали ферму в должном состоянии, но им, как оказалось, это не было нужно. Они довольствовались тем, что теперь у них есть пристанище, а правительство оказывает им помощь живыми деньгами. Полученные боливары они пропивали. Моника Паркер снимала, как крестьяне режут молочный скот и устраивают веселые пирушки на свежем воздухе – под пиво и музыку. Постепенно все коровы были уничтожены, поля заросли сорняками, а пруды, прежде полные телапий и хариусов, порождали лишь тучи комаров.

Возвратясь в Каракас, Моника под впечатлением от увиденного выпустила в эфир первый репортаж, посвященный делу Брито. Несколько месяцев спустя биолог снова привлек к себе всеобщее внимание. Отчаявшись добиться справедливости, он снова приехал в Каракас – на сей раз чтобы объявить голодовку, приковав себя цепью к воротам здания Организации американских государств (ОАГ). Он требовал, чтобы правительство Чавеса заплатило ему столько, сколько стоит земля, которую он сделал плодородной. Заявлял, что стал жертвой насильственных действий. Но достучаться до президента было невозможно, так как тот твердо следовал своему собственному лозунгу: “Мы должны покончить с латифундиями, и я готов жизнь положить ради этого”.

У Моники сердце разрывалось на части, когда она видела, как менялся Брито, объявлявший одну за другой девять голодовок. Последние недели своей жизни он провел в военном госпитале, куда политическая полиция доставила его насильно. Он уже не мог ни двигаться, ни говорить, с трудом дышал, у него развились пневмония, гипотермия, были поражены печень и почки. Перед смертью он обвинил в том, что с ним случилось, президента. Иными словами, попытка Чавеса победить латифундистов стоила жизни не ему самому, а Франклину Брито.