Элизабет решила, что Чарли ничего не грозит.

Завела мотор, вырулила на дорогу. Вскоре пикап уже катил мимо заброшенных фабрик, а потом по длинному спуску в дрянной части города. Проехав вдоль ручья, Элизабет обнаружила дом Гидеона столь же заброшенным и полуразваленным, как и тот, что она недавно оставила возле заколоченной церкви. На дверном косяке трепыхался официальный бланк – уведомление о просрочке закладной; но похоже, банк не проявлял к этому дому особого интереса. Дверь стояла открытой. На порог намело опавшие листья. Элизабет довольно долго просидела на крыльце, переживая за мальчика. Без нее этот дом был всем, что у него осталось, – угрюмый маленький дом и угрюмый маленький человек, его отец.

После этого, свернув на разбитую дорогу, Элизабет направилась к четвертому месту в своем списке и нашла Фэрклота на передней террасе его старинного домины, знававшего лучшие времена. Адвокат был закутан в одеяла и находился под присмотром круглолицей сиделки с явно солнечным характером.

– Вы к мистеру Джонсу? Просто чудесно! – Метнувшись навстречу, она встретила Элизабет на верхней ступеньке. – Его так мало кто навещает!

Элизабет подошла вслед за ней к Фэрклоту. Рот и левый глаз старого адвоката были заметно перекошены. Под правой рукой у него стоял небольшой переносной столик с ручкой, большим блокнотом и стаканом «Олд фэшн» с торчащей из него соломинкой – изогнутой, влажной и столь же красной, как прильнувшая ко дну вишенка.

– Он не может говорить, – шепнула сиделка, – но с головой у него в порядке.

Элизабет присела рядом и внимательно оглядела старика. Тот похудел и еще больше состарился, но глаза по-прежнему оставались ясными. Когда он начал писать, рука заметно подрагивала.

«Так рад».

– Я тоже рада, Фэрклот. Так рада вас видеть!

«Но опасно», – дописал он.

Она взяла его скрюченную левую руку, зажала в ладонях.

– Я соблюдаю осторожность. Честное слово. Наш общий друг тоже в порядке. Он далеко и в полной безопасности. И Ченнинг с нами.

Фэрклот стал мерно раскачиваться. Морщинки на его лице заполнились ярко блеснувшими слезами.

«Дари любовь», – написал он.

– Вот потому-то я и здесь. Для вас у нас тоже есть комната. У нас полно пространства и времени, и денег на сиделок. Поехали со мной!

Его голова двинулась, словно он пытался помотать ею.

– Вы нас нисколько не стесните. Мы несколько месяцев только об этом и говорим.

Фэрклот опустил взгляд на блокнот. Рука его двинулась.

«Жил здесь. И умру здесь».

– Но зачем же оставаться одному?