В любом случае оба ее сына остались бы рядом с ней и взрослели себе потихоньку, разве нет?

Элизабет, с тех пор как вышла замуж, жила в престижном районе Эвергрин-Парк, в юго-западной части города.

По карте, которую купила перед отъездом, Норма без труда нашла ее улицу и припарковалась возле дома номер 43, прекрасного белого здания в викторианском стиле, которое она прежде видела только на фотографиях, что сестра присылала десять лет назад.

Выйдя из машины и велев Синди последовать ее примеру, она немного прошлась по тротуару, чтобы размять ноги.

Наконец-то приехали! Ей показалось, что они попали в другую страну, где воздух чище, звуки звонче и где прошлое не липнет ни к чему темными пятнами.

Норма достала из машины сумочку и нажала кнопку звонка возле распахнутых настежь ворот. Элизабет, в белом костюме, уже стояла на крыльце. Она помахала Норме рукой и направилась к ней по дорожке.

Норма с трепещущим сердцем двинулась навстречу сестре и с каждым шагом все яснее осознавала, до чего же ее сестра похожа на их мать.

Взволнованная, видимо, не меньше Нормы, старшая сестра крепко обняла ее. Синди из робости спряталась за мать и, прижавшись к ее ногам, уставилась на тетку, которую никогда не видела. Элизабет присела на корточки и нежно расцеловала ее в обе щеки, сказав, что она очень рада с ней познакомиться.

Если бы только она увидела Синди раньше, невольно подумала Норма, когда та была настоящей красавицей и еще не успела погаснуть, как лампочка…

Угостив мать с дочкой прохладительными напитками, Элизабет показала им их комнаты, чтобы они могли перенести туда вещи. В комнате Нормы, располагавшейся на втором этаже, имелся милый балкончик, с которого открывался вид на южную часть сада. А Синди предстояло спать в бывшей комнате Лидии, старшей дочери Элизабет, которая теперь работала учительницей в Индианаполисе.

По просьбе Нормы Элизабет показала им дом, просторный и уютный, потом – огромный земельный участок с огородом, который они устроили вместе с мужем и в котором она теперь проводила большую часть свободного времени.

Вечером Норма накормила Синди на кухне и уложила спать. Затем она вышла на террасу к Элизабет, и они откупорили бутылку доброго вина, удобно устроившись в шезлонгах в нескольких метрах от бассейна, где Норма собралась поплавать уже завтра утром.

Кругом стояла удивительная для такого большого города тишина – было слышно только, как шелестит листва на деревьях в соседних садах. Беседа, поначалу скованная, по мере того, как по их венам растекалось вино, становилась все более непринужденной. Пока еще не готовые бередить старые раны, сестры с удовольствием вспоминали истории из своего детства, потом Элизабет стала рассказывать о своей новой жизни в этом доме, который стал слишком большим для нее, о своем желании путешествовать, все продать и переехать поближе к дочери и будущим внукам. Когда же она попробовала узнать у сестры про ее сыновей, Норма солгала, сказав, что Томми остался дома, поскольку очень занят на новой работе, а в остальном у него все очень даже неплохо. Затем она принялась расхваливать Грэма, сообщив, что его приняли в одну из самых престижных фотошкол в стране, и почувствовав облегчение, оттого что хоть на этот раз ей не пришлось изворачиваться. Элизабет, порадовавшись за них обоих, призналась, что была бы безмерно счастлива, если бы они вдвоем приехали в Чикаго на следующие выходные, чтобы отпраздновать ее сорокасемилетие, это был бы прекрасный повод для родственников наконец-то собраться всем вместе. Норма, застигнутая врасплох, тем не менее с удовольствием представила себе такую картину, хотя в глубине души прекрасно понимала: этому не бывать.