— Вероятно, он чем-то накачал их, — шепчет Элла. — Так, наверное, их проще перевозить.

— Быстро, душ! — кричит Кесси, хлопая в ладоши.

— А почему просто не дать им поспать? — спрашиваю я.

Кесси вздыхает и хватается за голову.

— Потому что они должны работать! — Она стучит по своим часам. — Веб-съемка в двенадцать.

Пой-Пой выбегает из комнаты.

— Тинкер-Белл, — кричит она, — nǐ zài nǎ? Где ты?

Она спускается по лестнице, пальцами ног придерживая соскальзывающие шлепанцы.

Шлеп-шлеп.

Шлеп-шлеп.

— Тинкер-Белл, nǐ zài nǎ? Невежливо прятаться. Здесь наши новые друзья. Поспеши. Мы будем снимать фильм. Ты увидишь, какая я сообразительная.

Шлеп-шлеп.

Шлеп-шлеп.

Глава 41. Дэниел Розенштайн

Глава 41. Дэниел Розенштайн

Одежда обозначена разноцветными «напоминалками» с клеевой полосой. Оранжевыми — пляжная, желтыми — повседневная, зелеными — вечерняя и официальная, причем последнюю, как указывается на листочках, следует аккуратно складывать поверх всего остального, чтобы «не мялась». Светофор упорядоченного невроза, думаю я, изучая ее почерк.

Я разглядываю буквы — свободные, красивые, слитные, — они свидетельствуют об открытости и дружелюбности, однако интуиция подсказывает мне, что в витиеватых «д» и наклонных «а» Моники присутствует пассивное доминирование. Интересно, спрашиваю я себя, кто еще маркирует цветами вещи для упаковки? И чего этим действием она хочет достичь? Что оно успокаивает с психологической точки зрения?

Контроль, делаю я вывод. Когда человек чувствует себя неуправляемым, он пытается управлять другими. Я вспоминаю, как Моника вешала рукописные этикетки на все содержимое моего холодильника.

«Ты должен следить за сроком годности, — приказывала она. — Нет смысла болеть».

Сегодня утром мне были даны новые инструкции, когда она засовывала свои стройные, натренированные ноги в светлые обтягивающие джинсы. Я успел мельком увидеть ее кружевной бюстгальтер, прежде чем она надела свободную блузку с жемчужными пуговицами.