– Опять ты за свое!

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду твою манеру пускать дымовую завесу. Менять тему. Переводить стрелки.

Я слегка наклонил голову.

– Возможно, ты и права.

Она самодовольно усмехнулась и протянула ко мне руки.

– Я жду.

Я искал слова, но их не было. Тогда я снял ее правую ладонь со своей шеи и прижал к сердцу.

– Много, много лет назад я отдал свое сердце другой женщине. И почти двадцать лет жил без него. Нет, моя сердечная мышца была на месте, и она неплохо работала, но… чего-то все-таки не хватало. Какой-то важной части. Недавно эта часть вернулась ко мне, мое сердце снова стало целым, и я… я его чувствую. Проблема в том, что теперь оно во мне не помещается. За двадцать лет мое сердце выросло, а то место, где оно раньше находилось, осталось прежним. Теперь ему нужен дом, и я подумал… может быть, ты возьмешь его к себе? Позаботишься о нем? Я знаю, ты могла бы стать хранительницей моего сердца, вот только… захочешь ли?

Летта прильнула ко мне и спрятала лицо у меня на груди.

Некоторое время мы не двигались. Наконец я прошептал:

– На протяжении многих лет мне казалось, что моя жизнь кончилась. Все эти годы она заполнялась только лицами тех, кого я сумел вернуть родителям, любимым, близким… Но большинство из них даже не знали меня, некоторые и вовсе не подозревали о моем существовании. Мне казалось, испытывать привязанность к женщинам и девушкам, которых я отыскал, это своего рода деформация, профессиональная болезнь, поэтому я уже давно перестал мечтать о любви. Я думал, что это не для меня. Что любовь прошла мимо, и теперь я уже ничего не в силах поменять. Быть может, когда-то у меня и был шанс, но я его упустил.

Но однажды, когда я плыл по Каналу по своим делам, я вдруг увидел, как ты угоняешь лодку и отважно пускаешься в опасный путь, даже не умея плавать. «Что же это за женщина, – подумал я, – если она способна на такое?» Потом, за кофе и яичницей, ты рассказала мне об Энжел… Ты была предельно откровенна и честна, ты ничего не скрывала и во всем обвиняла себя, ты открыла мне душу… а еще ты умела кружиться в танце, когда глубоко задумывалась или когда тебе было больно.

Когда мы вернулись на «Китобой», у меня уже кружилась голова от мыслей о тебе – от твоего запаха, от одного твоего присутствия. Я не мог выбросить тебя из головы и вдруг с удивлением почувствовал, как у меня в груди – там, где должно быть сердце, – что-то болит, словно какая-то часть меня, которая была мертва или крепко спала, вдруг очнулась и ожила. Но боль, которую я ощутил, была совсем другой. Это не была боль потери, боль, которую чувствуешь, когда что-то в тебе умирает. Что-то подобное испытываешь, когда начинают сокращаться слишком долго бездействовавшие мускулы, но я все равно подумал: «Этого не может быть. Я забыл, как это делается. Прошло слишком много времени. Кому я нужен?»