Эпилог
Пока Матс падал через исчезающую дыру в вечное «ничто», в котором черный был самым светлым цветом, существовала лишь одна мысль, за которую он держался. Размышление, хотя и неспособное остановить самого падения, но сдерживающее его головокружительное вращение. Это была мысль о монете в один евро, которая постоянно падала на одну и ту же сторону. На орла, на которого Матс поставил. Десять нониллионов раз подряд. Десять тысяч нониллионов.
Единица с тридцатью одним нулем.
Именно так выглядели шансы, что Бога нет.
Но это математики и ученые, а не верующие теологи, разработали следующую формулу: факт существования Вселенной математически так же вероятен, как и предположение, что человек десять нониллионов раз подряд подбросит в воздух самую обычную монету и она столько же раз без исключения упадет на одну сторону. Одно-единственное отклонение, одна стотысячная секунды после Большого взрыва, и мира не существовало бы. Даже этого «ничто», через которое падал Матс.
Так что существование Бога, который стоит за всем этим, с научной точки зрения казалось намного более правдоподобным, чем ставка на нониллионы.
Пока Матс тщетно пытался визуализировать число с тридцати одним нулем, издалека он услышал тихий, очень знакомый голос. Он не понимал, что голос говорит, но мог видеть слова. Они выстраивались в длинную светящуюся фиолетовую цепочку; полярное сияние, к которому он мог потянуться. Силой мысли он ухватился за цепочку и остановил свое падение. Одновременно голос стал громче, и Матс решил, что наконец-то нашел спасение. Он думал, что умер. Иначе никак не объяснить, что он слышал Неле. Ее мягкий ласковый голос, без ненависти или упрека. Такой нежный и любящий.
— Ты меня слышишь, папа? — спросила она.
И он моргнул, как его научил доктор Ротх.
— Я тебе кое-что принесла, — сказала Неле и сделала ему подарок, который словно прожектором озарил темноту внутри его. Это был запах, который вытеснил все, что определяло его существование последние дни и часы: страх, душевную боль, мрак.
Матс по-прежнему находился в исчезающей дыре, но этот запах осветил ее казавшимися забытыми чувствами: надеждой, уверенностью, любовью.
— Это Виктория, — сказала Неле, и он жадно вдохнул младенческий запах маленького живого комочка, который, видимо, положили ему на грудь.
— Я люблю тебя, папа, — услышал он. — Спасибо, что ты меня спас.
Она плакала, как и он внутри; и Матс моргал, не зная, как дать ей понять, что он был идиотом; что он сделал все неправильно и не должен был покидать ее, но сейчас все хорошо, потому что она и малышка живы.