Гомез промолчала.
— Так что, ты бы это сделала?
— У меня не было бы выбора. Мне нравится моя жизнь. Ничего личного.
У Катрионы просто не было слов. Женщина, сидевшая перед ней на диване, казалась совершенно нормальной, но вместе с тем чего-то в ней не хватало. Как можно придавать так мало значения человеческой жизни? Естественно, у нее снова зачесались руки выстрелить в Гомез, но она сдержалась. В этом была разница между ними. Поменяйся они ролями, Гомез без раздумий нажала бы на курок.
— О’кей, — продолжала Гомез, — давай представим, что мы взяли и заявились в дом. С какой стати ей меня впускать? Она ведь думает, что ты мертва и я больше во всем этом не участвую. Учитывая то, что она проделала со мной, я должна мечтать лишь о том, как бы поскорее убраться далеко-далеко отсюда. Последнее, что мне захотелось бы сделать, это нанести ей визит вежливости. И даже если бы я вошла в дом, — что дальше? — Гомез покачала головой. — Тут уже речь шла бы не о потере личных данных, вероятнее всего, меня просто убили бы.
Несколько мгновений Катриона не отвечала. Она пыталась все разложить по полочкам и понять, что делать.
— Ясно, что Кэти все планирует очень тщательно. Не похоже, чтобы она могла пустить что-то на самотек. Я догадываюсь, что она не поверила бы тебе на слово, что ты убила меня, не так ли?
Гомез кивнула.
— Я должна отправить ей фотографию.
— И когда ты собиралась сказать мне об этом?
— Говорю сейчас.
Женщины посмотрели друг другу в глаза. Никто из них не произносил ни слова. Наконец, Гомез нарушила тишину.
— Мы могли бы сделать постановочное фото, — предложила она. — Вероятно, будет лучше, если Кэти посчитает, что ты мертва.
— Лучше для кого?
— Лучше для нас обеих. Если она выяснит, что ты все еще жива, что, по-твоему, она сделает? Я предлагаю сделать фото, отправить его Кэти, а потом исчезнуть.
Катриона покачала головой.
— Я не могу просто так уйти в сторону.
— Почему?
— Потому что